— Да, демоны тебя разорви с твоим упрямством, — прорычал варвар, сочтя более разумной ложь во спасение.
— Это меняет дело. Тебе только нужно было с этого начать, — спокойно объяснила Дара. — Его воля — закон для меня.
— Ах, ну просто образец идеальной покорной жены, — не без язвительности заметил Конан. — Браво, Дара. Он, похоже, неплохо тебя выдрессировал.
Если он собирался разозлить ее этими словами, то удар не достиг цели.
— Лучший дрессировщик — не страх и не угрозы, если ты это имеешь в виду, а только любовь, — сказала Дара. — Что же касается меня, твое беспокойство совершенно беспочвенно. Видишь ли, Конан, от своего отца я унаследовала редкостное свойство — полную невосприимчивость к колдовским чарам. Кем бы ни оказался Райбер, ни для меня, ни для моих детей он не опасен. Не знаю, чем это можно объяснить, но именно из-за такового свойства умер когда-то мой маленький брат. Он был тяжело болен, и его не удалось спасти даже с помощью самого сильного колдовства. С тех пор отец убежден, будто магии вообще не существует, а те, кто утверждает обратное — опасные шарлатаны. Переубедить его невозможно, он упрям, как мул, но я-то знаю, что на самом деле он ошибается, принимая собственный пример за распространяющийся на всех людей закон. Однако правда и в том, что ни с ним, ни со мной, ни с моими детьми ничего с помощью колдовства сделать нельзя. И между прочим, Тариэль это отлично знает. Я удивлена, зачем ему понадобилось тебя утруждать… если только ты действительно не лжешь.
— В любом случае, мои намерения были вполне благородны, — Конан вдруг понял, что оправдывается перед Дарой, и это его разозлило: он не сопливый мальчишка, пойманный на воровстве!
— Я понимаю, — женщина мягко улыбнулась, — и вовсе не осуждаю тебя. Прости меня за недопустимую и вряд ли оправданную резкость, ты не заслужил оскорблений, — в знак примирения Дара потянула руку и погладила его обнаженное плечо.
И тут неплотно запертая дверь со скрипом приоткрылась.
Конан вздрогнул и обернулся, затем подошел посмотреть, нет ли поблизости некоего постороннего наблюдателя. Его беспокойство оказалось неоправданным: с другой стороны двери было совершенно пусто.
— Это всего лишь сквозняк, — сказала Дара. — Скоро утро, и я думаю, ты не станешь возражать против того, чтобы немного отдохнуть? Да и мне был это не помешало.
Глава XII
На следующий день, поутру обнаружив вместо Конана лишь странное, весьма поспешно составленное короткое послание, Тариэль мало что понял. Из послания следовало, что киммерийцу немедленно потребовалось вернуться в Бельверус; варвар и прежде отличался непредсказуемостью и способностью совершать действия, продиктованные скорее внутренними причинами, нежели вполне очевидными обстоятельствами. Было ясно, что дальше предстоит действовать в одиночку. Тариэль постарался перестать думать о Конане и полностью сосредоточиться на своей задаче. В первую очередь ему нужно было нанести обещанный визит Ингуну… и князю Гаалу. Тариэль предполагал, что этот не займет много времени, и спокойно отправился в сторону замка.
Собственно, замком обитель князя Гаала назвать было трудно. Огромный, выстроенный из камня нежно-желтого цвета, дом поражал своим изяществом и соразмерностью, надежностью, величием и некоей особой мягкостью линий. Стекла в свинцовых рамах сверкали под лучами солнца, сменившего давешнюю непогодь.
Огромные двойные двери прекрасно сочетались с крыльцом, выдержанном в строгом стиле. По каменной стене сбегал водопад белых роз, на их цветах сверкали капли росы. Тариэль, очарованный этим великолепием, обратил внимание на каменный герб над входом: щит с причудливым изображением геральдического дракона и широкой лентой с высеченной надписью: 'Обладать и властвовать'. Похоже, князь принадлежал к знатному роду, девиз которого был достоин короля.
— Нравится? — спросил глуховатый вкрадчивый голос.
Тариэль обернулся и увидел невысокого темноволосого человека лет сорока пяти с глубоко посаженными и почти круглыми, как у совы, глазами под тяжелыми веками; одетый во все черное, мужчина производил настораживающее впечатление, впрочем, возможно, таковое цветовое предпочтение было продиктовано желанием значительно увеличить свой небольшой рост.
— Похоже, архитектор обладал отменным вкусом, — согласился Тариэль.
— Да, мой предок, обосновавшись в Нумалии после долгих странствий, не нанял бы бездарностью для сооружения родового гнезда, — кивнул незнакомец, не оставляя сомнений в том, что он и есть князь Гаал. — Ты, вероятно, тот самый мастер, с которым Ингун условился о встрече? Проходи в дом, я ждал тебя.
— Откровенно говоря, я никак не отношусь к числу великих мастеров, — сказал Тариэль, заметив, что Гаал сам почему-то заинтересован в знакомстве с ним, но пока не задавая вопросов по этому поводу, — работаю по заказам ради средств к существованию и любопытства, не позволяющего мне подолгу задерживаться на одном месте.
— Как твое имя? — спросил князь. — Может быть, я о тебе слышал. Я большой поклонник высокого искусства и накоротке знаком со многими хайборийскими художниками. Еще мой предок заложил основу коллекции тавол, которая является моей гордостью…
— Тариэль, — слегка поклонившись, назвался тот. — Я родом из Аргоса.
Совиные глаза Гаала чуть прищурились.
— Это не аргосское имя. И очень, очень странное. Оно настоящее или ты сам так себя называешь?
— Настоящее и было дано мне при рождении, у меня нет прозвища, заменяющего имя, как у многих мастеров, — сказал Тариэль.
— А к какой школе ты принадлежишь? — продолжал допрос Гаал.
— Я самоучка, не придерживаюсь никакого определенного направления. Птица тоже поет, не думая о том, что ей никто не оставил голос.
— И никаких рекомендаций у тебя нет?
— Увы. Я не забочусь о том, чтобы их получать, просто занимаюсь тем, что мне нравится и удается…
— Замечательно! Великолепно! — неожиданно воодушевился Гаал. — Как раз то, что мне нужно. Я не хочу, чтобы работа, выполненная для меня, напоминала нечто, выполненное в каком-либо другом месте, она должна быть, в своем роде, единственной. Если ты еще и талантлив, мы останемся взаимно довольны друг другом.
Он увлек Тариэля за собой. Изнутри дом производил не менее сильное впечатление, чем снаружи. Величественный холл с высоким потолком был залит солнечным светом, который просачивался через вентиляционные отверстия и бил в окна, расположенные по бокам парадной двери. Панели из светлого дуба на стенах отливали мягким блеском, пол был искусно выложен бело-голубой плиткой; лестница с резными перилами, из полированного дуба, вела на галерею разделяясь посередине на два рукава. Не переставая говорить, Гаал проводил Тариэля в элегантно обставленную гостиную и предложил вина, между делом сообщив, что является владельцем обширных виноградников.
— Урожаи последних лет были просто превосходны, — добавил он, зорко следя за реакцией Тариэля. — Ты знаешь толк в хороших напитках; не похож на бродягу, готового пить любую прокисшую бурду. Или ты сам непростого рода, или получил достойное воспитание.
— И то, и другое, — кивнул Тариэль, не вдаваясь в подробности — он не собирался объяснять, что вообще не имеет никакой родословной, а 'воспитанием' его манер занимались жена, а не мать и отец.
Гаал тут же вновь перевел разговор на живопись, проявляя недюжинные познания в этой части, так, словно ни что в жизни не интересовало его сильнее. Допрос, хотя и в мягкой форме, длился довольно
