Казалось бы, после всех сегодняшних разговоров охотников трудно удивить чем бы то ни было. И все-таки вид у них сделался куда как ошарашенным.
— К-как это так: «возникает»?!
— Ну, а как возник сам вид «бурый медведь»? Его ведь тоже когда-то не было, он появился… И это же очень пластичный, очень неоднородный в разных местах вид. В Северной Америке насчитывают то три, то даже четыре подвида бурого медведя, в Азии их тоже несколько, и к тому же громадные различия между зверями, живущими в разных местах. На Камчатке живет чудовище весом до семисот килограммов, в Сирии медведи весят килограммов от силы девяносто… В Якутии медведь спит по семь месяцев в году, на Кавказе вообще не ложится в берлогу. Раз там тепло, он и зимой активен. Новые подвиды и виды тут появляются постоянно… Вот, хотя бы, белый медведь — теперь-то это вид самостоятельный, но возник совсем недавно, примерно пятнадцать или даже десять тысяч лет назад. Часть бурых медведей у кромки Ледовитого океана стали вести себя по-новому — охотиться на морских животных, жить на полярных льдах… И образовался новый вид. Так почему же ему, бурому медведю, не «отпочковать» и еще один вид?
— Так новый вид?
— А может, вид, существовавший с незапамятных времен.
— Да, скрытный такой вид, мы его и не видели никогда.
— А может быть, все время видим, только не понимаем, что видим.
— Тьфу ты! Все непонятно.
— А так обычно и бывает — непонятно, таково обычное положение вещей. Кто вам сказал, что все непременно должно быть понятно?
Охотники собирались, прощались с Товстолесом. Пожилой ученый усмехался, щеки его разрумянились; несколько лет с плеч долой, и трудно сказать, кому беседа доставила большее удовольствие и для кого принесла больше пользы.
Глава 7. Келюч
— Давайте, давайте! Заходите, Виктор Иванович! Ваш выстрел первый, не извольте сомневаться.
— А откуда он вылезет-то, зверюга? — вальяжно, громким начальственным баритончиком проговорил холеный, пожилой, проходя, куда ему сказали.
— А вон оттуда… Видите, черная дырка в снегу?
Холеный, лощеный кивнул.
— Там сейчас мы шуровать начнем… вот этим стволиком. Ванюша!
Тот, кого позвали, обернулся, глядя на начальство, потряс в воздухе стволом березки, и холеный опять кивнул.
— А страховать я буду сам, и Николай Леонидович.
— В смысле, вы будете стоять, контролировать ситуацию? Так, Никита Станиславович?
— Не совсем, Виктор Иванович… Не совсем. Вы стреляете первым; но что, если вы не убьете медведя? А он двинется на нас? Что тогда?
Говоривший дал время Виктору Ивановичу прочувствовать драматизм ситуации, и дождался, пока Виктор Иванович несколько нервно заморгал.
— На этот случай стоит второй номер — Николай Леонидович. Он стреляет, если вы не убьете зверя. А если его не убьет и Николай Леонидович, то стрелять буду я, третий номер.
Помолчали.
— А если и вы не убьете?
— Ружье есть и у Ванюши, и пока мы стреляем, вы ведь успеете перезарядить… И к тому же у нас есть тайное оружие, и если надо, мы его применим.
Теперь Виктор Иваныч благосклонно кивнул.
— Еще водочки хотите?
— Давайте потом…
Теперь кивнул собеседник Виктора Иваныча, и тихо, властно позвал:
— Ребята… Начинаем! С Богом!
Оба охотника подняли головы, обратили к нему свои лица, кивнули. Ванюша приспособил длинный, метров пять, березовый шест на край берлоги, стал этим шестом шуровать. Какое-то время не происходило ничего. Синее небо над елками, ласковый снежок, припорошивший деревья, глухой покой таежной суровой зимы. Тишина, даже нет карканья ворон, только слышно сопение Ванюши да звук его шеста, возня по снегу и стук по чему-то в берлоге.
Но вскоре появился другой звук — звук шевеления чего-то в снежной яме, куда просунули шест, а чуть попозже и ворчания… Глухого, низкого ворчания, от которого Виктор Иваныч сам засопел, и крепче уцепился за ружье.
— Может внезапно выскочить, неожиданно… — почтительно склонялся к Виктору Иванычу проводник, и тот торопливо кивал, не отрывая глаз от снежной ямы.
Пласт снега словно взорвался изнутри, как будто снизу по нему стукнули чем-то, и стукнули с огромной силой. Показалась огромная темно-бурая башка с ярко-синими маленькими глазками. Ванюша отбежал по заранее расчищенной дорожке. Башка ощерилась, показав громадные клыки, и вдруг оглушительно рявкнула. Виктор Иваныч выстрелил; эхо пошло по всему лесу, много раз повторив звук. Башка провалилась назад.
— Попал? Я попал?
Виктор Иваныч обернулся к проводнику, совал ему зачем-то свой ствол.
— Туда смотрите… Сейчас выпрыгнет! — показал на берлогу проводник; Виктор Иванович в очередной раз кивнул и впился глазами в берлогу.
Зверь поднимался в берлоге. Теперь он виден стал почти по пояс, и Виктор Иванович прицелился. Медведь поводил головой, как видно, не решаясь ни броситься на людей, ни попытаться убежать.
Виктор Иванович выстрелил, и на этот раз куда-то все же попал. Зверь ухнул, прижал уши, присел и одним махом вылетел наверх. Он еще летел, еще был в воздухе, как Николай Леонидович разрядил в него свое ружье, двойное эхо пошло по лесам.
Зверь ухнул, припал к земле; с ворчанием, идущим из брюха, стал подыматься. Вставал медведь как- то боком, припадая на левую лапу, и пока он вставал, Ванюша выстрелил в него со стороны, третий номер — почти прямо в грудь, спереди. Зверь упал и больше не вставал, на самом краю берлоги. Медленно, медленно тело скользило, заваливалось, и наконец скользнуло вниз, в берлогу. Прошло несколько оглушительных секунд, только эхо замирало где-то в елях, да шуршал падавший с деревьев снег.
— Что… Все? — почему-то шепотом спросил Виктор Иванович.
— Лучше зарядите, вдруг там еще один медведь…
Виктор Иванович судорожно раскрыл замок ружья, потянул на себя первую гильзу. И тут снежная яма распахнулась окончательно, снежную крышу снесло. Смазанное скоростью тело рванулось прямо к Виктору Иванычу. Виктор Иваныч застыл с открытым замком ружья и полуоткрытым ртом. Николай Леонидович судорожно рвал затвор своей двустволки. Ванюша стрелял и, по всему судя, промахнулся.
И вот тут проявились во всей красе качества, которые сделали Никиту Станиславовича тем, кто он есть — Никитой Станиславовичем. Мгновенным движением он даже не отбросил… не стал тратить времени на замах, просто уронил свое ружье, а из сине-черного рюкзака перед собой выхватил вдруг огромный автомат с нецельным реберчатым прикладом. Зверь летел прямо на них обоих, очередь изменила положение зверя в пространстве, медведь влепился в одного Виктора Иваныча, вместе с ним полетел кубарем в снег.
А Никита Станиславович, бросив остальным:
— Держать берлогу!
