Сейчас этот идеал пребывает в радужном настроении, граничащем с восторгом, – наконец-то его опекун определился со стороной, которую он примет в затянувшемся конфликте, и значит, скучному прозябанию за замковыми стенами приходит конец. Да здравствует Ланкастер, слава Плантагенетам!
Впрочем, нет ни малейших сомнений в том, что выступи они на стороне Йорков, он радовался бы точно так же. «Война для молодых, – с долей зависти думает сэр Джон, косясь на своего воспитанника, – это подвиги и слава, и надо прожить долгую, как у него, сэра Джона, жизнь, чтобы пытаться сначала вычислить победителя, и лишь затем вступать в бой, на его, победителя, разумеется, стороне».
И уж совершенно запредельной мудрости требует осознание того факта, что иногда предсказать победителя невозможно в принципе.
– Прекрасная добыча, – кивает барон. И правда, растянувшийся у подножия холма караван состоит из тяжело груженных телег – раз, имеет слабую охрану – два, и, вдобавок, идет он из земель Ральфа Нормана, сторонника Йорков и заклятого врага Джона Рэда. Разумеется, намекни кто сэру Джону, что на его попытки вычислить будущего победителя в Войне роз повлияли политические пристрастия его недруга, он будет отрицать сей факт с негодованием, переходящим в рукоприкладство.
– Пора.
Если атака, затеянная сегодня ранним утром Питером Батлером со товарищи на десяток разбойников при единственной телеге, была основана на расстреле врага из засады, то в данном случае ставка делается на натиск и, в некотором смысле, на человеческий страх. Не всякий – если он не является профессиональным солдатом – удержит оборону, когда на него летит с холма, разгоняясь под уклон, бронированная конница. Будут ли профессионалы сопровождать обоз с крестьянским урожаем? Вряд ли – слишком дорого это станет Ральфу Норману.
И кстати, не всякий также сообразит, что в конце разгона всадникам придется – неизбежно придется! – сбросить скорость, ибо там, на дороге, у подножия склона, им нужно будет как-то огибать телеги. Впрочем, есть ведь еще и запряженные в эти телеги лошади, и они тоже умеют бояться.
Одним словом, атакующие не успевают покрыть еще и половины расстояния вниз по склону, когда в караване начинается форменный хаос. Повозки мгновенно – и как только они это ухитрились провернуть? – перемешиваются, одна из телег опрокидывается – вот скажите, как можно опрокинуть телегу?! – а лошади – не без помощи запаниковавших возниц – делают невозможным единственный разумный план обороны – укрыться за телегами, дабы избежать удара конной лавины.
– С французами было бы труднее, – с отвращением в голосе произносит барон. – С французами было бы стократ труднее.
– Это вообще не солдаты, – пожимает плечами его воспитанник. – Это же вчерашние крестьяне.
Вчерашние крестьяне стоят на коленях вдоль обочины дороги, всем своим видом показывая, что они сдаются на милость победителя, великого и ужасного.
– Интересное начало войны, – резюмирует барон Джон и, слегка тронув пятками бока коня, направляет его к захваченным телегам. – Посмотрим, что мы такого завоевали… Может, там найдется доброе вино, будет чем горло промочить!
В телегах нашелся эль, теплый, по случаю жаркого дня, а вот вина не нашлось. Однако открывать бочку, разумеется, рыцарь не разрешает. Ибо, говоря про «промочить горло», он имел в виду себя, а вовсе не своих людей. И правильно – сначала добычу нужно доставить в замок, да и вообще – было бы что отмечать: двух защищающихся затоптали их собственные лошади, хороша битва! Сами они с сэром Томасом вина все-таки хлебнули – из притороченного к седлу бурдюка, – тоже теплого и довольно противного, остальные же – нет. Ибо остальным предстоит привести караван в порядок, перегрузить добычу – в основном, увы, всего лишь репу, впрочем, на паре телег находятся также мешки с овсом, и даже копченый окорок – со сломанных телег, на целые.
И главное – надо решить, что делать с пленными, – не вешать же… вчерашних крестьян.
– Гонец из замка, – замечает сэр Томас, вглядываясь в даль. Действительно, из-за закрывающих обзор кустов появляется всадник.
– Что там еще?! – ни малейших иллюзий насчет возможных новостей сэр Джон не питает – либо Норман сделал ему еще какую-то гадость, либо гадость пришла со стороны. Ибо, будь новость хорошей, хитрюга-управляющий приберег бы ее до возвращения отряда, чтобы, если повезет, попасть под раздачу рыцарских щедрот.
– Захватили пленных барона Ральфа, – сообщает гонец, который, несмотря на изрядное расстояние, отделяющее их от замка, вовсе не выглядит уставшим. «И конь под ним свежий», – отмечает сэр Джон.
– Шагом ехал, что ли?
– Я сменил коня час назад, – обиженным голосом оправдывается гонец. – Встретил отряд Мак- Грегора.
– А, ну ладно. Так что там с пленными?
– Наемники приволокли их из леса.
– Так вздернуть! – удивлению барона нет предела. – Всегда же так поступали!
– Э… Вы не поняли, мой лорд, – начинает объяснять гонец, путаясь в словах и пытаясь на ходу формулировать свои мысли. – Это… ну… это были барона Нормана пленники, не наши… А наши их, как бы, освободили.
– Ага, – важно кивает барон. – Ничего не понял. Томас, а ты? Что за люди?
Томас молчит, ибо вопрос, очевидно, риторический.
– Я их не видел, – пожимает плечами гонец, косясь на бурдюк в баронской руке. – Болдвин, как они приехали, сразу их, значит, велел в подземелье запереть.
– Да что он… – начинает было заводиться барон Джон и замолкает на полуслове. Конечно, можно дать выход чувствам, все знают, что у него за этим дело не станет, вон и Томас руку протягивает, не иначе придержать опекуна, если тот примется гонцу морду бить. Но…
Но с другой стороны, Болдвин Робертсон, хитрющий старикашка, уже двадцать лет как занимающий пост управляющего в непростом хозяйстве сэра Джона, отнюдь не глуп, и если уж он принял решение запереть отбитых у Ральфа Нормана пленников в подземелье…
…Значит, либо их надо держать взаперти (зачем?), либо их никто не должен видеть (и почему, скажите?). Уж не короля ли они отбили? Впрочем, чушь, конечно. Король не в том состоянии, чтобы разъезжать по дорогам. Но кого тогда?
– Их лица кто-нибудь видел?
– Никто не видел. Тряпками замотали и так внесли. А тех, кто их доставил, ну, Питера Баттлера отряд, – их тоже заперли в гостевых покоях, с едой и вином, чтобы, значит, ни с кем не разговаривали. И еще… – Гонец оглянулся через плечо, и чуть тише добавил: – Одна, вроде, баба. Я видел, когда несли. Ну, эту… фигуру.
– Оставь вас одних! – бурчит барон мрачно. Затем, привстав на стременах, орет зычным голосом, одновременно удерживая пытающуюся встать на дыбы лошадь: – Эй вы, бездельники, ведьмины дети! Ну- ка поторапливайтесь там, ато сами на горбу все это потащите, дармоеды тупо… э… – он косится на улыбающегося во все лицо воспитанника, и, вздохнув, замолкает.
– Ну вот, – сокрушенно произносит сэр Томас. – На самом интересном месте.
Посмеялись. Построились, наконец, в походную колонну и двинулись в сторону замка. Еще шесть часов, и все, конец победоносному походу.
«И все-таки, – размышляет сэр Джон, – кто это может быть? Кто-то такой важный, что хитрюга Болдвин даже гонцу не доверил эту информацию. Важный… или страшный? Может все-таки в его подвале сидеть Плантагенет, или… Или кто? Йорк? Кто? А забавно было бы потребовать выкуп за самого Йорка…»
Шесть часов в седле. Пролетели ли они незаметно? Вот уж нет! Это только в рыцарском романе время для облаченного в броню путника летит незаметно, да в балладах у вечно пьяных бардов. В жизни же все не так. Шесть часов дорожной тряски по жаре поздней весны, когда солнце палицей лупит по твоему шлему, но доспехи снимать нельзя, ибо то, что ты только что проделал с людьми барона Ральфа, может в свою очередь проделать с тобою и сам Ральф.
– Жарко, – замечает Мак-Карти, странный тип, прибившийся к людям барона пару лет тому назад – да так и оставшийся при дружине. Собственно, странным можно назвать почти любого наемника, нормальный средний человек вряд ли выберет подобную карьеру, но шотландцы выделялись даже на их фоне. Мак-
