Все закивали головами, а Мортен, придерживая задний карман, даже поклонился, потому что Марен ему особенно строго внушила, что надо вести себя хорошо.
В кухне был накрыт длинный-предлинный стол, так что места хватило всем. Дети сели на скамейку, а Мортен занял место в самом конце стола. Он сел на табуретку, но сейчас же вскочил. Нет, сегодня он не мог нормально сидеть за столом, ведь у него в задних карманах лежали его лучшие друзья! Пришлось Мортену не сидеть, а стоять за столом. Мина находилась ближе всех к нему; дальше, строго по возрасту, сидели все остальные. Таким образом, Марен оказалась от Мортена совсем далеко.
Марен незаметно подмигивала Мортену, хмурила брови, кивала головой, делала ему знаки, но ничего не помогало. Мортен не садился.
Тогда Марен что-то шепнула Мартину, Мартин — Марте, Марта — Мадсу, Мадс — Моне, Мона— Милли, Милли — Мине, а Мина громко сказала Мортену:
— Садись на табуретку, а то ничего не получишь!
Мортен с отчаянием взглянул на Марен. Ему очень хотелось есть. Он просто умрёт от голода, если его оставят без обеда. Он поглядел на Анну. Она сидела на другом конце стола и смотрела на него. И она казалась не такой строгой, как Марен и остальные дети.
— Ты мне дашь поесть, если я буду стоять? — спросил Мортен Анну, и Анна весело кивнула ему.
Марен пожала плечами; она знала, что если на Мортена нашло, с ним бесполезно разговаривать. Но она ему ещё задаст, когда они придут домой!
Анна накладывала на тарелки кашу с тефтелями и поливала её коричневым соусом. Все занялись едой и забыли о Мортене. И Мортен тоже забыл обо всех.
После обеда Ларс сказал:
— Ну, ребята, на этом ваша работа окончена. Спасибо вам за помощь.
— Разве нам не надо больше работать? — удивился Мадс. Он даже немножко испугался.
— Нет, нет, собирайтесь, скоро стемнеет, а вам домой идти лесом, — ответил Ларс.
— Но мы не успели перебрать всю картошку, — огорчённо сказала Марен.
— Это не беда, — утешил её Ларс. — Хотите, я покажу вам хлев?
— Коров? — обрадовалась Милли.
— И коров, и поросят, и лошадей, — сказал Ларс.
Дети поблагодарили за обед и выбежали во двор. Мортен вышел последним, и, когда все исчезли в хлеву, он снова спустился в погреб. Мортен не мог забыть, сколько необыкновенных картофелин попало в ящик с крупной картошкой. Ему очень хотелось найти их. Ящик был высокий, но, к счастью, возле двери стоял чурбак. Мортен подтащил чурбак, влез на ящик и спрыгнул вниз.
Мортен яростно разгребал картошку. Наконец он нашёл картофелину с тремя головами. Это, конечно, был картофельный тролль.
— Король картофельных троллей, — бормотал Мортен, роясь в картошке.
В погребе стало совсем темно. Мортен попытался выбраться из ящика. Но ящик был слишком высокий. Мортен испугался: может быть, все уже осмотрели хлев и ушли домой без него, а ему придётся просидеть в погребе всю ночь?
Мортен громко-громко заплакал. Но в ящике его плач звучал очень страшно, и он замолчал. Ему ничего не оставалось, как сидеть и ждать, пока кто-нибудь не спустится в погреб.
— Вот я и сам стал картошкой, — сказал он.
К счастью, Ларсу захотелось посмотреть, сколько картофеля дети успели перебрать, и он вместе с ними спустился в погреб.
— Я не хочу быть картошкой! — громко закричал Мортен, когда услышал, что кто-то открыл дверь погреба.
— Что такое? Кто не хочет быть картошкой? — спросил Ларс.
— Я не хочу быть картошкой! А мне никак не вылезти отсюда! — кричал Мортен.
Ларс вытащил его из ящика.
— Я знаю, — всхлипывал Мортен, — это остальные картофельные тролли обиделись, что я не могу взять их с собой, и решили превратить меня самого в картошку.
— Мортен, что ты городишь? — спросила Марен.
Она взяла его на руки и почувствовала какие-то твёрдые бугры у него под свитером. — Что это у тебя такое?
— Мои друзья, — ответил Мортен. — Пусти меня, я их тебе сейчас покажу.
И он начал вытаскивать из карманов картофелины одну за другой. Когда очередь дошла до самой первой картофелины, которую он нашёл, Мортен показал её Ларсу и сказал:
— А это мой самый лучший друг!
— Мортен, сейчас же положи всю картошку на место! — испугалась Марен.
— Не надо, — успокоил её Ларс, — ведь он говорит, что это его друзья. Оставь их себе, Мортен.
На другое утро дети отправились в лес и нашли свои деревья.
— Вот теперь эти деревья по-настоящему наши, — сказала Мона.
— Наши деревья, — сказал Мортен и осторожно погладил свою маленькую ёлочку.
И все деревья, на которых висели дощечки с именами детей, очень обрадовались и благодарно закивали ветвями. Ведь они понимали, что теперь никто их не срубит и они могут расти спокойно. А ведь именно об этом мечтает каждое дерево.
ПАПА И ГРУЗОВИК ГРУСТЯТ
Всем очень нравилось жить в лесу. Всем, кроме папы. В последнее время папа стал какой-то грустный. Он перестал обращать внимание на детей, ходил по дому с озабоченным лицом и был совсем не похож на себя.
С самого первого дня, как вся семья переехала из города в лес, папа пытался поставить в доме телефон. Он писал одно заявление за другим и отсылал их на телефонную станцию. И каждый раз получал ответ, что в ближайшее время ему телефон поставить не могут.
В городе папа прекрасно обходился без телефона. Все, кому нужно было что-нибудь перевезти, легко находили папу. У него всегда было много работы. Но с тех пор как он переехал жить в лес, с работой стало труднее. Никто не хотел ездить за папой в лес, если нужно было что-нибудь перевезти, и люди нанимали других шофёров. Часто случалось, что, когда папа с грузовиком приезжал в город, для них уже не оставалось никакой работы.
Папа и грузовик загрустили; они привыкли работать и не любили стоять без дела. Дети сразу заметили, что папа ходит грустный. Это заметили и мама, и бабушка, и даже Самоварная Труба. Она подошла и ласково лизнула папе руку. Папа погладил её, но было видно, что мысли его заняты чем-то другим. Он вздохнул и сказал:
— Да, если бы у нас был телефон, всё было бы в порядке. Я бы сообщил свой номер всем магазинам и учреждениям, и они звонили бы мне, когда нужно. И у нас с Хенриком снова было бы много работы.
Мысль о Хенрике особенно огорчала папу. Хенрик работал с ним уже больше двух лет и любил грузовик не меньше папы.
Но теперь, когда у папы работы стало слишком мало, он больше не мог платить Хенрику жалованье и должен был отказаться от его помощи. Папа не находил себе места и не знал, как сказать об этом Хенрику. И вот однажды он пошёл к Хюльде, чтобы посоветоваться с ней, как ему быть.
Хюльда молча выслушала папу, а потом сказала:
— Хенрик будет очень огорчён, когда узнает, что ему нельзя больше работать вместе с тобой. Я тебя очень прошу, не увольняй его ещё несколько дней. У меня есть один план, но пока я тебе ничего не могу сказать.
Папа не знал, что за план был у Хюльды, но обещал ей ещё несколько дней поработать вместе с Хенриком.
Хюльда была не из тех, кто помогает горю слезами. На другой день она отправилась на телефонную
