ровным горизонтом их безвременного существования.
Серьезную проблему составляло то, что Менестрель увез все часы.
Крис упорно убеждал себя, что это действительно проблема, хотя доказательств и без того становилось все больше. Он уже испытывал потерю чувства времени даже наверху, где степень освещенности зависела от пройденного расстояния и, в меньшей степени, от погоды. Но там у них были часы, чтобы судить о времени, и Габи постоянно держала всех в курсе. Теперь же Крис понял, что уже не помнит, как давно они выступили из Гипериона. Мысленно пробегая весь путь, он останавливался на цифре между тридцатью пятью и сорока пятью сутками.
А здесь, в пещере, безвременье еще усиливалось. Засыпая, когда совсем выматывались, Крис и Робин называли такой отрезок днем. При этом они четко сознавали, что один такой день может составить десять часов, а другой — пятьдесят пять. Крис обнаружил, что у него все больше и больше проблем с припоминанием последовательности событий. Дополнительную путаницу внесло их запоздалое решение вести счет периодов сна. Прошло пятнадцать-двадцать таких периодов, прежде чем они стали делать зарубки на палочке, и теперь во все их вычисления включалось неопределенное число дней. Впрочем, даже такой календарь мог быть полезен, положи они, к примеру, что сутки в среднем длятся двадцать четыре часа. А тут Крис был далек от уверенности.
И все это имело значение. Ибо, хотя они и не располагали никаким устройством для счета времени, совсем рядом шел процесс, отмерявший время не хуже атомного распада — Валья вынашивала малышку- титаниду.
Она подсчитала, что покалечилась на тысяча двухсотый оборот своей беременности, но признала, что может ошибаться, так как совсем не помнит спуска по лестнице к Тефиде. Валья вообще мало что помнила начиная со смерти Габи и до ее пробуждения после неудачной попытки перепрыгнуть через расщелину — попытки, стоившей ей двух сломанных ног. Крис перевел 1200 оборотов примерно в пятьдесят суток, обратил эти сутки в месяц с двумя третями и немного приободрился. Затем он спросил титаниду, не знает ли она, сколько будут заживать ее ноги.
— Пожалуй, через килооборот я смогу ходить на костылях, — ответила Валья и услужливо добавила: — Это сорок два дня.
— Ну на костылях тут далеко не уйдешь.
— Наверное, если надо будет взбираться…
— Обязательно надо будет, — заверила Робин, уже обследовавшая местность в двух-трех километрах от лагеря.
— Тогда время для полного излечения составит пять килооборотов. Может, четыре. Очень сомневаюсь, что буду в порядке через три.
— Значит, семь месяцев. А возможно — пять или шесть. — Все сложив, Крис несколько успокоился. — Будет уже близко, но надеюсь, мы успеем тебя вытащить.
Валья выглядела озадаченной; затем лицо ее прояснилось.
— Я поняла твою ошибку, — безмятежно произнесла она. — Ты решил, что у меня на все уйдет девять месяцев. Но у нас выходит скорее.
Крис потер глаза ладонью.
— И сколько?
— Я часто недоумевала, почему вашим женщинам нужно столько времени, чтобы произвести на свет нечто совсем небольшое и очень далекое от завершенности. Я только не хочу никого обидеть. Но наши дети рождаются уже способными к…
— Так сколько же?
— Пять килоломок, — ответила Валья. — Или семь месяцев. Так что я точно рожу его раньше, чем мне удастся отсюда выбраться.
Безвременье уже начало пугать Криса. Раз он поймал себя на том, что пытается установить последовательность событий начиная от обнаружения Вальи — и не может. Кое-какие события он помнил просто потому, что они следовали одно за другим на протяжении определенного периода бодрствования. Так, он не сомневался, что лечил ноги Вальи вскоре после разговора с Робин, потому что помнил, как давал девушке задание. И знал, когда они поймали первую сиялку, так как это случилось сразу после первого сна.
Маленькие люминесцентные существа их не боялись — они просто избегали оживленных мест. Когда Крис и Робин ходили по лагерю, сиялки к ним не приближались. А вот когда они ложились спать, оранжевые создания слетали на землю и устраивались в считанных метрах от них.
Тем первым «утром» Робин удалось к одной сиялке приблизиться — собственно говоря, даже протянуть руку и дотронуться до нее.
Люди были благодарны за тот свет, который обеспечивала им добрая дюжина существ, пока несколько минут спустя сиялки не начали отплывать. Робин поймала последнюю и привязала ее к колышку, где та целый день порхала. На следующее утро вернулась другая дюжина. Робин поймала всех, поскольку никаких серьезных попыток спастись они не предпринимали.
Сиялки оказались шарообразными существами, надутыми воздухом. У них были крылья, тонкие как мыльные пузыри, единственная двухпалая лапка, глаза-бусинки, но ничего похожего на головы не наблюдалось. Как Крис ни старался, никакого рта он не нашел, а следовательно, провалились все его попытки чем-нибудь их покормить. Если сиялок держали в плену больше двух «ночей», они умирали. Тогда Крис и Робин стали пользоваться ими не больше одного «дня», а каждое «утро» ловили новую стайку. Мертвая сиялка сильно напоминала лопнувший воздушный шарик. Если их касались не там, где нужно, они довольно болезненно били током. У Криса возникла мысль, что сиялки содержат неон — оранжевый свет недвусмысленно на него указывал. И все же это казалось Крису настолько маловероятным, что он предпочел молчать.
Еще в начале стоянки Крис и Робин перетащили Валью наверх. Они смастерили носилки и перетаскивали Валью по нескольку метров, пока не добрались до площадки наверху. При одной четверти
На той самой площадке они разбили лагерь и приготовились к долгому ожиданию. Они все еще были далеки от оптимизма насчет своих шансов на спасение, ибо даже самый суровый рацион обеспечивал им еду не более, чем на пятьсот-шестьсот оборотов. И все же следовало обустроить свое жилище так, как если бы они собирались остаться там те шесть-семь месяцев, которые уйдут на выздоровление Вальи. Поставив палатку, они проводили большую часть времени в ней, хотя непогоды не ожидалось даже в теории, а температура неизменно составляла двадцать восемь градусов. Просто приятно было укрыться где-то от гулкой пещеры.
Валья стала вырезать для них всякую всячину. Она вырезала в таких количествах, что Робин без конца была занята поисками чахлых, низкорослых деревьев, древесина которых только и подходила для резьбы. Скука титаниду, казалось, меньше всего беспокоила; для нее это был просто подзатянувшийся отдых. Крис подумал, что это, должно быть, похоже на шестимесячный сон для человека.
Трое беглецов находились в западном конце неровной пещеры шириной в один километр и уходящей на неведомое расстояние к востоку. Пол ее представлял беспорядочное нагромождение упавших камней, мощных валунов, острых пиков, ям и расщелин. На север и на юг вело ошарашивающее многообразие проходов. Были там и устья коридоров, очень похожих на тот, по которому они спасались бегством. Многие из таких коридоров выглядели так, будто их специально прокладывали сквозь скалы; некоторые даже имели деревянную обшивку. Какие-то вели вниз, какие-то вверх. Другие оставались на одном и том же уровне. Но все до единого метров через сто разветвлялись на два-три туннеля, которые через короткий промежуток разветвлялись тоже. Вдобавок в каменных стенах были трещины, обычно встречающиеся в естественных пещерах. Коридоры за ними бывали столь хаотичны, что исследовать их было бессмысленно. Многообещающая тропа могла вдруг сузиться так, что даже Робин еле-еле туда протискивалась, — а потом выйти в такой зал, о размерах которого можно было только догадываться.
Поначалу Крис вместе с Робин отправлялся на изыскания. Но когда возвращался, то находил Валью в таком отчаянии, что вскоре решил прекратить свои отлучки. После этого Робин уходила одна — если удавалось уломать Криса.
