шпионажа с ее стороны. Но Тейя явно ничего не знала, ибо непременно передала бы все Гее. А ту вряд ли обрадовала бы перспектива знакомства Сирокко с обстоятельствами смерти Габи. В этом случае Робин уже была бы мертва.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — продолжила Тейя. — Почему бы мне не убить тебя сейчас же и не уничтожить твое тело?
— Меня удивляют столь изменнические речи, — сказала Робин.
— Ничего изменнического я не сказала.
— Но Фея — доверенное лицо Геи, а ты собираешься ее предать. Впрочем, этот вопрос мы можем пока оставить в стороне и обсудить практическую сторону дела. Фея, если она жива, знает… — Тут она закашлялась, пытаясь выдать это за действие едких паров. «Робин, — сказала она себе, — у тебя слишком длинный язык».
— Так ты даже не знаешь, жива она или нет? — спросила Тейя, и Робин почувствовала в ее вопросе угрожающе приторный обертон.
— Не знала, — торопливо уточнила девушка. — Но теперь мне, разумеется, стало очевидно, что Фея жива. Ведь, не будь она жива, не было бы и разговора, не так ли?
— Это я признаю. Фея жива. — Красные искорки пробежали по всей конической поверхности Тейи. Робин встревожилась бы, не наблюдай она ту же картину, когда Сирокко наказывала Крия. Тейя явно переживала болезненное воспоминание.
— Итак, как я говорила, Фея знает, что я отправилась вниз по лестнице вместе с моими друзьями. Они живы, и, рано или поздно, Фея придет туда, найдет их, а тогда… — Опять искорки, и Робин задумалась, что же она такого сказала; может быть, ступает на скользкую тропку, затем поняла — странно, почему Сирокко до сих пор за ними не спустилась. Конечно, Фея вполне может валяться пьяной на веранде Фонотеки — но о последствиях такого положения дел для ее нынешней ситуации Робин не хотелось даже и думать. Но Тея, похоже, была напугана угрозой поиска со стороны Сирокко и продолжала слушать.
— Фея станет искать, — подвела итог Робин. — А когда найдет, мои друзья скажут ей, что я ушла сюда. Ты возразишь, что я могла заблудиться в лабиринте ближе к западу, но неужели ты думаешь, что Фея успокоится, пока не отыщет мое тело? И не просто тело, а труп умершей от естественных причин, не сожженной кислотой.
Тейя по-прежнему молчала, и Робин поняла, что сказала все, что могла. Последний вопрос вдруг показался ей сомнительным. Почему Сирокко непременно должна прийти ее искать? Почему она до сих пор этого не сделала? Габи она, конечно, не бросит. Но ведь вряд ли она уже туда добралась.
Тейя, видимо, считала иначе.
— Тогда иди, — сказала она. — Уходи быстро, пока я не передумала. Неси Фее послание и знай, что за столь дерзкое осквернение моих палат удачи тебе больше не видать. Уходи. В темпе.
Робин хотела было ответить, что в жизни бы не пришла сюда, но решила, что довольно. Кислота уже начала подниматься, и ясно было, что Тейя по-прежнему способна соорудить правдоподобный несчастный случай. Тогда Робин поспешила к лестнице и запрыгала через пять ступенек.
Даже скрывшись из вида, хода она не сбавила. Ей вообще не хотелось останавливаться, но со временем усталость взяла верх. Споткнувшись, Робин упала и, совсем задыхаясь, растянулась поперек трех ступенек.
Да, она спаслась, но восторга это у нее не вызвало. Вместо восторга возникло желание, уже слишком хорошо ей знакомое, — непреодолимая потребность зареветь.
Но слез почему-то все не было и не было. Тогда Робин закинула за спину рюкзак и стала подниматься.
На выходе с лестницы Тейи оказалось много снега. Поначалу Робин не поняла, что это такое, и осторожно приблизилась к белой груде. В книгах писали, что снег мягкий и пушистый, а этот был совсем другой. Плотный, спрессованный.
Затем Робин остановилась, чтобы достать свитер. Теперь, когда все сиялки пропали, кругом было черным-черно. Последняя сиялка во вновь сплетенной клетке почти издохла. А в торопливом подъеме по лестнице не было никакой возможности поймать еще.
Первым делом требовалось выбраться наружу. Если там не такая уж страшная непогода, Робин сможет увидеть Сумеречное море и выяснить, где запад. А дальше все было довольно туманно. Она попыталась припомнить виденную давным-давно карту. Где крепится к земле центральный трос Тейи? К югу или к северу от Офиона? Робин не помнила — а это было важно. Габи говорила, что лучший путь через Тейю — по замерзшей реке. Впрочем, раз сориентировавшись, она может пробираться на юг, а если земля станет подниматься, то осмотрится, поскольку трос крепится где-то совсем рядом с рекой.
Робин даже не успела выбраться из леса жил, когда ей пришлось остановиться и надеть на себя всю одежду. Она и знать не знала, что бывает такая холодрыга. Зябко поеживаясь, девушка подумала, что зря она, наверное, выбросила теплую парку, которую заставил ее взять Крис. Тогда это имело смысл; парка занимала чуть ли не полрюкзака, походка из-за нее делалась неуверенной и неуклюжей. Кроме того, Робин не сомневалась, что двух свитеров, легкой куртки и остального барахла хватит в любом случае. Но Крис велел беречь парку. Причем строго-настрого велел.
По крайней мере у нее еще оставались ботинки. Они здорово помогали на самых трудных участках подъема, хотя Робин вырвала из них всю меховую обивку, от которой потели ноги. Как и вся одежда, ботинки сильно поизносились, но за счет добротной работы по-прежнему были годны. Девушка потерла снегом тронутые кислотой пальцы и решила, что теперь, когда эта дрянь разбавлена водой, разъедать она больше не будет.
Она уже готова была пуститься в путь, но тут вспомнила про еще одну деталь своего снаряжения, которую до сих пор тащила без толку, но которая теперь могла пригодиться. Порывшись в рюкзаке, Робин вытащила оттуда маленький ртутный термометр, поднесла его поближе к издыхающей сиялке и прищурилась. Сначала она глазам своим не поверила. Снова потрясла и подождала. И опять — двадцать градусов ниже нуля! Подышав на термометр, Робин увидела, как тонкий серебристый столбик ползет вверх, а потом медленно опускается. Теперь появилась еще одна опасность. Она может замерзнуть до смерти, если не станет двигаться.
«Так отрывай зад от камня и рви когти», — сказала себе Робин. Не сразу, но получилось. «Хорошо бы, конечно, для начала отдохнуть», — подумала она затем. Прежде сон на лестнице Тейи ей и в голову не приходил. Теперь же, по колено в снегу, она обдумала эту возможность. Наконец, решила немного пройтись для согрева, поспать — и отправиться в путь отдохнувшей.
Но потом все же решила этого не делать. Следовало соблюдать осторожность. Сложно было сказать, в безопасности она от Тейи на верху лестницы или нет.
Взглянув на издыхающую сиялку, Робин поняла, что надо поторопиться. Если она скоро отсюда не выберется, тьма станет полной.
Робин вылезла из-под троса, по пути уяснив для себя кое-что насчет снега и льда. Лед был куда опаснее камня, хотя и казался ровным и твердым. Что же до снега… то ей попалось столько пушистой его разновидности, что на всю жизнь разглядывать бы хватило. Местами он лежал выше головы. Несколько раз приходилось огибать громадные сугробы.
Вскоре Робин увидела серый свет, и сиялка уже была не нужна. Тогда она отшвырнула клетку и смело направилась вперед.
Непривычно было снова видеть так далеко. Погода в Тейе стояла ясная. Воздух трещал от мороза, порывистый ветер километров пять-шесть в час больно кусался. Щупая Робин, ветер словно вытягивал тепло ее тела. Слева было Сумеречное море. Значит, там запад — а следовательно, чтобы направиться к югу, придется обогнуть трос.
Если, конечно, она все правильно помнила. Разумно было бы сначала снова все обмозговать, а уж потом пускаться по пути, которым придется тащиться назад, если Офион окажется к северу от троса. Робин уже нагулялась назад по коридорам, а сейчас следовало думать и о том, что ступни уже замерзают.
Девушка припомнила, что главную часть Тейи составляет горный хребет, простирающийся от северного нагорья до южного. Офион, который держался срединного курса через регион, где-то в центре Тейи разделялся на северный и южный рукава, которые затем воссоединялись примерно там, где к земле крепился центральный трос. Южный рукав почти на всем протяжении тек под двумя ледниковыми
