лапками, на концах которых имелись микроскопические когтистые пальчики. Тело твари покоилось в продольной щели, а хвост скрывался где-то между полушарий.
Все это Рокки заметил в первые несколько секунд; затем взгляд его привлекла морда твари. Морда ящерицы, с непомерно крупными, подвижными глазами троглодита. Но рот шевелился; у монстра имелись губы, и Рокки даже разглядел язычок.
— Положь назад, сволочь! — заверещала тварь и принялась поглубже зарываться в щель меж лобных долей.
— Пинцет, — произнес Рокки, и тут же его получил. Ухватив демона за шею, он вытянул его наружу. Но хвост оказался длинней, чем он думал, и плотно засел в щели.
— Свет! Свет уберите! — пищала тварь. Тут Рокки еще крепче сжал пинцетом тонкую шею, и послышались сдавленные хрипы.
— Ведь задушишь, гад! — сумел выдавить демон.
Ничто на свете не доставило бы Рокки такого удовольствия, как открутить мерзкую голову, но он опасался последствий этого для Сирокко. Тогда он потребовал другой инструмент и осторожно развел им полушария. Стало видно, что глубоко внизу хвост твари впился в corpus callosum.
— Мама, — странным голосом выговорила Сирокко. И заплакала.
Что же делать, что делать? Рокки твердо знал только одно: нельзя закрывать череп, пока там сидит эта тварь.
— Ножницы, — потребовал он. Когда ему дали ножницы, он как можно дальше просунул их в щель, пока кончик хвоста демона не оказался между лезвий. Тут Рокки заколебался.
— Нет, нет, нет... — завизжала тварь, увидев, что он решил сделать.
Рокки отрезал.
Тварь дико заверещала, но Сирокко даже не шевельнулась. Рокки надолго затаил дыхание, потом выдохнул и посмотрел. Внизу он разглядел отрезанный кончик хвоста. Кончик извивался, высвободившись из места своего крепления, природу которого Рокки не знал. Так или иначе обрезок уже ни к чему не крепился, и Рокки потянулся было к нему пинцетом — но тут вспомнил про своего пленника, который к тому времени совсем посинел. Он передал тварь Змею, а тот сунул пронзительно орущую мерзопакость в банку и крепко- накрепко завинтил крышку. Тогда Рокки удалил отрезанный кусочек хвоста.
— Капитан, ты меня слышишь? — спросил он.
— Габи, — пробормотала Сирокко. Затем открыла глаза. — Да. Я тебя слышу. Я видела, как ты его вынимал.
— Видела?
— Ага. Сама не знаю как. И все прошло. Все-все. Точно.
— Гея сегодня не обрадуется, — пропела Валья. — Мы заполучили ее шпиона. — Она подняла банку. Внутри корчилась тварь, зализывая кончик обрезанного хвоста.
— Извините, — сказал Конел, присаживаясь рядом с Рокки. Он с явной неловкостью поглядывал на Сирокко, но держал себя в руках. — Похоже, порядок? Да, Рокки? Нашел там что-нибудь?
Валья показала ему банку. Конел взглянул.
— Помогите ему кто-нибудь, — проворчал Рокки. — Пора сворачиваться.
Через одиннадцать оборотов после того, как Рокки привел голову Сирокко в порядок, в кинотеатре Преисподней начался очередной двойной сеанс. В программу были включены «Рок круглые сутки» с участием Билла Хейли и «Комет», а также «Мозг Донована».
Как обычно, никто не знал, почему Гея выбрала именно эти фильмы из своей обширной фонотеки, но многие присутствующие подметили, что вид у богини нерадостный. Она едва смотрела на экран. Ерзала и погружалась в раздумья. В какой-то момент Гея так разволновалась, что нечаянно придавила двух панафлексов и одного человека — всех троих насмерть.
Трупы тут же умяли жрецы.
ДЕСЯТАЯ СЕРИЯ
Никому и не снилось, что война продлится семь лет, — но все так и вышло.
Как и у любой другой войны, у ПМВ случались свои приливы и отливы. Однажды бомбы не падали целых пять месяцев, и кое-кто уже стал надеяться, что это конец. Затем досталось Далласу, и обмен любезностями возобновился. Четырежды мощные стаи ракет летали из одного района земного шара в другой — массивные «нокаутеры», рассчитанные на то, чтобы раз и навсегда покончить с войной. Безуспешно. Достигая той точки, где уже не осталось в живых никого, способного организовать атаку, боевые единицы падали у обочины. А крепкие орешки в лице двух десятков государств окопались так надежно, что запросто могли воевать еще пару столетий.
Добрых семьдесят процентов оружия было в той или иной форме неисправно. В сотнях городов падали неразорвавшиеся бомбы, плюясь плутонием и оповещая жителей о том, что скоро последуют еще гостинцы. Выходили передовицы, где журналисты сетовали на жадность поставщиков вооружения, мухлевавших с государственными заказами в полной уверенности, что о дефектах бомб так никто и не узнает. Президентов компаний линчевали. Суды Линча вообще стали всеобщим поветрием, хоть ненадолго отвлекая людей от войны. С генералов живьем сдирали кожу, дипломатов топили в помоях и четвертовали, премьер-министров варили в кипящем масле — но все без толку. Те, от кого все зависело, отсиживались в бункерах в пяти милях под землей.
Предпринимались мирные инициативы. Обычным окончанием конференции бывало обращение принимающего ее города в мелкую пыль. Сперва свое получила Женева, затем Хельсинки, Джакарта, Саппоро и Джуно. В конце концов миротворцев стали расстреливать еще на подходе к городу.
После семи лет о войне уже ничего не сообщалось в вечерних новостях. Все общественные линии сбора информации были разрушены. Все спутниковое время использовалось для передачи закодированных военных посланий. Впрочем, телевизоров все равно ни у кого не осталось. Израсходована была примерно одна сотая ядерного арсенала Земли, и еще одну двадцатую уничтожили раньше, чем ее успели использовать. Так что бомб оставалось навалом.
А вот людей — уже не так много.
Прошло три года с тех пор, как в последний раз удалось собрать какой-никакой урожай. Те немногие, кто выжил на поверхности, рыскали в поисках консервов, охотились и поедали друг друга. Но дичи — и людей, и животных — оставалось все меньше.
С самого начала войны мессии объявлялись в темпе три-четыре экземпляра за час. Большинство из них провозглашали, что знают, как остановить войну. Никому, однако, это не удалось. Почти все они уже были мертвы. Землю ждала та же участь.
Семь лет внеземники буквально ходили на цыпочках. Быстро заявив нейтралитет после развязывания войны, лунные и марсианские города, а также орбитальные колонии рассчитывали остаться в сторонке, пока на Земле будет рушиться цивилизация. Высказывались разные мнения на тот счет, смогут ли три лунных государства выжить без поддержки с Земли. В начале войны на Луне проживал без малого миллион человек. Марсиане рассчитывали держаться лет двадцать — но не более того.
Еще больше жителей, чем эти крепко-накрепко связанные с Землей поселения, насчитывали колонии О'Нила. Их были сотни, с населением от пяти до ста тысяч человек. Большинство размещались в Л4 и Л5, точках гравитационной стабильности в шестидесяти градусах за и перед Луной. Солидные группы находились и у Л1 и Л2 — несмотря на возмущения, склонные то и дело сталкивать конструкции с точек либрации. Впрочем, располагая небольшим маневровым двигателем, даже самая крупная колония легко сохраняла стабильность при минимальных затратах энергии.
После начала войны эти маневровые двигатели очень пригодились и для других нужд. Действуя по- тихому и не афишируя своих намерений, некоторые О'Нилы начали преобразовываться в космические корабли. Самые новые имели двигатели, которых уже было более чем достаточно. Другим потребовалось время, и выбрать им пришлось самые медленные орбиты. Но так или иначе миграция всех тех, кто считал, что сможет прожить без Земли, началась.
Существовало множество мест, куда можно было отправиться, но ни одно особенно привлекательным не выглядело. Кто-то попытался пристроиться на орбиту Меркурия, где навалом было свободной энергии. Выяснилось, однако, что ее там слишком навалом. Немногие выбрали орбиту Венеры, а также «троянскую» орбиту вместе с Венерой. Куда больше народу пристроилось по соседству с Марсом или в «троянских» точках
