Искусство может жить вечно. Правда, напрашивается хороший вопрос, а именно остается ли искусство искусством, когда никто его не видит и не слышит. Но ведь это один из тех вопросов, ответа на которые нет, не так ли? Книга, картина или музыкальный фрагмент должны жить вечно. Тогда как все живое способно лишь ковылять через условленные моменты, жрать и гадить, пока не иссякнет пар. Все это на самом деле довольно мерзко. Случилось так, что я полюбила кино. И я считаю, что Сирокко совершила великий грех, уничтожив те четыреста кинофильмов. А ты как считаешь?
— Я? Я своими руками уничтожил бы все картины, фильмы, пластинки и книги, какие когда-либо существовали, — если бы это могло спасти хоть одного человека или хоть одну титаниду.
Гея мрачно на него поглядела:
— Пожалуй, наши точки зрения — крайние.
— Твоя — точно.
— У тебя там, в «Смокинг-клубе», есть что-то вроде музея.
— Да. Это роскошь, которой я никогда бы не упустил. Не стану отрицать, что прошлое достойно того, чтобы сохранить его, и грустно видеть, как искусство — даже плохое искусство — навеки уходит из мира. Уничтожать искусство — скверно. И я этого не одобряю. Но уверен — Сирокко никогда бы этого не сделала, если бы не считала, что так она спасает чьи-то жизни. Поэтому я не думаю, что она согрешила.
Гея некоторое время подумала, затем улыбнулась Крису. Потом встала. Крису при этом чуть не сделалось дурно.
— Хорошо, — сказала она. — Итак, мы превосходно определили позиции. Ты на одной стороне, я на другой. Интересно будет узнать, что на этот счет думает Адам?
— В каком смысле? Гея рассмеялась:
— Ты что, никогда не слышал про Джимини Крикета?
Тогда Крис, конечно, не слышал. Но с тех пор посмотрел фильм и понял свою роль. Собственно говоря, смотрел он его аж четыре раза. У Адама этот фильм был один из любимых.
Их времяпрепровождение быстро обрело четкие очертания.
Крис остался в Таре. Он мог проводить с Адамом столько времени, сколько хотел, — не считая одного оборота за каждый период, когда Адам бодрствовал. В это время Адам оставался наедине с телевизором.
Во всех комнатах Тары было по телевизору. А кое-где — даже по три-четыре штуки. Отключить их было нельзя. Все они одновременно показывали одну и ту же программу — так что, когда Адам бродил из комнаты в комнату, непрерывность не нарушалась.
Поначалу все это мало что для Адама значило. Обычно его внимание привлекалось не более чем на минуту, но, если программа действительно его заинтересовывала, он мог просидеть перед экраном пять- десять минут, хихикая над тем, что понятно было ему одному. В те периоды, когда Крис не мог до него добраться и отвлечь от телевизора, Адам порой играл в свои игрушки, а большую часть оборота проводил у телеэкрана. Часто он просто спал.
На Криса все это впечатления не производило. По сути, он едва замечал телевизор и воспринимал его лишь как нечто, до опупения непрерывное и шумное.
Со временем он стал замечать, что в ход пошел некий приемчик. Фильмы, которые нравились Адаму больше всего — а определялось это в смешках-за-минуту, или СЗМ, — стали показывать все чаще. Большая их часть особых возражений не вызывала. Там была масса мультяшек Уолта Диснея и «Уорнер Бразерс», множество японской компьютерной анимации годов 90-х и начала следующего столетия, некоторые старые телевизионные шоу. Временами вкрадывался вестерн, а еще бывали фильмы про кун-фу, которые, похоже, нравились Адаму именно своим шумом и грохотом.
Крис славно посмеялся, когда на экранах показали самый первый, невразумительный фильм киностудии «XX век — Фокс». Назывался фильм «Билет на Томагавк», и Гея играла в нем эпизодическую роль. Крис смотрел кино, пока Адам дремал, — когда Крис не был действительно занят Адамом, особых дел в его причудливой тюрьме у него не находилось. Всего-навсего глупенький вестерн. Но затем в группе хора Крис заприметил Гею.
Ну не Гею, конечно. Просто актрису, очень на Гею похожую. В конце Крис просмотрел все титры, выискивая имя давно умершей женщины, но так разобраться и не смог.
Вскоре Крис увидел Гею еще в одном фильме. Назывался он «Все про Еву». Тут у нее уже была более заметная роль, и Крису удалось выяснить, что ту актрису звали Мэрилин Монро. Его заинтересовало, стала ли она знаменита.
Вскоре он решил, что стала, ибо фильмы с ее участием стали регулярно показывать по телевидению Тары. Адам их едва замечал. Фильм «Все про Еву» заработал ноль на смехометре; Адам почти не смотрел на экран. «Асфальтовые джунгли» сработали не лучше. Также и «Джентльмены предпочитают блондинок».
Затем Крис стал просматривать документальные фильмы про жизнь и смерть Мэрилин Монро. Их оказалось поразительное множество. В большинстве из них разговор шел про те ее качества, которых Крис просто не понимал. Тогда, когда она могла быть безумно популярна в двадцатом столетии, — в то самое время, когда делались документальные фильмы, — для Криса все это почти ничего не значило.
Но, в конце концов, кое-что все-таки возымело значение. Во время показа одного из самых скучных документальных фильмов Адам оторвался от игрушек, улыбнулся, ткнул пальцем в телевизор и сказал: «Гей».
Потом оглянулся на Криса, снова ткнул пальцем и повторил: «Гья».
Вот тогда Криса все это и начало раздражать.
Гея никогда в Тару не приходила.
Вернее — она никогда туда не входила, хотя дом был построен с расчетом на ее чудовищные габариты. Все двери были соответственно высоки и широки, а лестница и второй этаж — укреплены достаточно, чтобы выдержать ее тяжесть.
Визиты она, впрочем, наносила. Но, приходя, оставалась на отдалении, а Адама выводили на балкон второго этажа. Крис прекрасно понимал логику. Существо столь громадное могло напугать ребенка. Гея взялась постепенно приучать к себе Адама, каждый день пододвигаясь чуть поближе.
Каждый свой визит Гея превращала во что-то интересное. Как-то раз это были фейерверки, которые она подержала в руке, а затем швырнула в воздух. Негромкие фейерверки, очень милые. Другой раз с ней пришло стадо дрессированных слонов. Гея заставляла их прыгать через обруч и ходить по проволоке. Одного нелепого на вид зверя она перекинула через плечо, а затем заставила держать равновесие на ладонях обеих рук — и наконец подбросила высоко в воздух. Шоу произвело на Криса впечатление, а Адам без конца прыскал со смеху. Гея прекрасно копировала стремительный лепет детской речи. Она выкликала Адама по имени, уверяла, что любит его, — и вообще упоминала его имя как можно чаще. А кроме того — всегда приходила с чудесным подарком.
— Гей, гей, гей, — кричал Адам.
— Гей-я, — кричала в ответ Гея.
Адаму уже стукнуло пятнадцать месяцев. Его словарный запас стремительно расширялся. Вскоре он уже мог правильно сказать «Гея».
Мэрилин Монро снялась примерно в тридцати кинофильмах. По милости ворот «Юниверсал» Крис хотя бы раз видел каждый из них. Спускаясь по лестнице с третьего этажа, он как раз об этом раздумывал. Теперь Адам все чаще отрывался от игрушек, чтобы ткнуть пальцем в телевизор, засмеяться и произнести имя своей гигантской бабки.
Крис уже собрался спуститься на первый этаж, когда его вдруг поразил громкий шум, за которым немедленно последовал еще один. Ему хватило мгновения, чтобы опознать в этих звуках сверхзвуковые хлопки.
Резко развернувшись, Крис поспешил на балкон второго этажа.
Высоко в небе летели две средних размеров «стрекозы». Они как раз поворачивали, замедляясь после своего ошеломляющего пролета над Новой Преисподней. Крис лишь смутно сознавал крики и суматоху внизу. Самолеты летели слишком высоко, чтобы он мог понять, кто в них или даже сколько там народу.
«Сирокко, — подумал он. — Боже мой, Сирокко, не способна же ты на такую дурость. Не могла же тебе в голову прийти мысль, что славно будет разбомбить это место...»