– Он сказал, что вы прицепились к женатому мужчине и страшно злились, когда он сказал 'нет'.
– Если бы вы видели лейтенанта Маркса, убедились бы, что это не так.
– Недостаточно симпатичен?
Я задумалась.
– Да нет, вроде ничего, но внешний вид – это еще не все. Личное обаяние, хорошие манеры, умная голова – все это очень способствует.
Мика объехал стеклянную будочку. Служитель вышел нам навстречу. Еще немного – и надо будет выйти из машины.
– Если мы хотим попасть на рейс, то мне пора идти.
– А почему вы отказали детективу Рамиресу? – спросил он. Вообще-то не его дело, но я все же ответила.
– У меня тогда остался дома кавалер. И мне казалось, что никому из нас не надо усложнять жизнь.
– Говорили, что вы просто висли на нем на осмотре последнего места преступления.
Я поняла, о чем он.
– Я обняла его, а он меня, агент Фокс, потому что после того, что мы там видели, надо было притронуться к чему-то живому. Я позволила одному мужчине держать меня за руку, а все остальные уже решили, что мы с ним трахаемся. Видит Бог, меня иногда действительно достает быть единственной женщиной в таких хреновых ситуациях.
Я уже вышла из машины, Мика доставал чемоданы из багажника.
– А это вы передергиваете, маршал. Если бы я обнял Рамиреса или разрешил бы ему держать меня за руку, тоже пошли бы слухи.
Я не сразу сообразила, а потом засмеялась.
– Черт, да, вы правы.
Мика обменял ключ от машины на билетик, вытащил у чемоданов ручки, чтобы их можно было катить. Один чемодан я взяла, но кейс оставила Мике, потому что все еще говорила по телефону. Нас и еще нескольких пассажиров ждал маленький автобус.
– Жду встречи с вами, маршал Блейк. И перестаю слушать рассказы из вторых рук.
– Кажется, я должна сказать спасибо.
– Увидимся на земле.
И он повесил трубку.
Я закрыла телефон и уже заходила в автобус, когда носильщик потянулся за моим чемоданом. Все этот юбочный костюм да каблуки. Всегда мне чаще предлагают помощь, когда я одеваюсь как девушка.
Мика зашел следом за мной, почти не замеченный, хотя тоже был одет прилично. Мы для него выбрали самый консервативный из его костюмов, но от черного костюма, сшитого итальянским модельером, можно добиться лишь того, что можно от него добиться. Он выглядел таким, каким и был, – дорогим.
Мику бы никто за федерального агента какого угодно рода не принял. Его густые волнистые волосы мы собрали в тугую французскую косу, почти создав иллюзию коротких волос. Вдобавок к костюму на нем была белая рубашка и достаточно скромный галстук.
Уселись мы на задних сиденьях. Мика не снял солнечных очков даже в темном гараже, потому что за этими стеклами находилась пара леопардовых глаз. Когда-то один очень плохой человек заставил его слишком долго и слишком часто пребывать в животной форме, и к полностью человеческому виду он уже вернуться не мог. Глаза у него были желто-зеленые, оттенка шартреза, и не человеческие. Красивые на загорелом лице, но людей они пугали бы – для того и очки.
Интересно, как к этим глазам отнесется ФБР. А мне не все равно? Да пожалуй, что все равно. Со спецагентом Фоксом мы вроде бы все утрясли, но кто-то, кто был в Нью-Мексико, на меня льет помои. Кто? И зачем? А мне не все равно? Пожалуй, что нет.
3
Ненавижу летать. Это у меня фобия такая, и мы все уже с этим смирились. Кровь я Мике не пустила, но полулунные следы ногтей у него на руке оставила, хотя сама этого не заметила, пока мы не приземлились и не стали снимать чемоданы с полок. Тогда я спросила:
– Что ж ты мне не сказал, что я в тебя вцепилась?
– Я ничего против не имел.
Я нахмурилась, жалея, что не вижу его глаз, хотя они вряд ли мне бы что-нибудь сказали.
Мика никогда не был копом, но несколько лет находился во власти психа. И он научился не выражать мыслей на лице, чтобы его прежний вожак не принялся выбивать из него эти мысли. А это значило, что у него были самые спокойные и пустые глаза, какие я в жизни видела. Такое терпеливое, ожидающее лицо, какое должно быть у святых и ангелов, хотя у них-то его и не бывает.
Мика не любил боль так, как любит ее Натэниел. Так что должен был что-то сказать насчет того, что я вцепилась в него ногтями. И меня доставало, что он этого не сделал.
Мы застряли в проходе самолета, потому что все сразу тоже встали и потянулись за сумками. У меня было время прижаться к его спине и спросить:
– А почему ты все-таки не сказал?
Он тоже прижался ко мне, улыбаясь:
