пятилетку за два года выполнить обещал. Или Глеб Иванович. Тоже рабочий. А сколько у него всяких изобретений!
— Какой это Глеб Иванович? — не сразу вспомнил Паша.
— Забыл? Дедушка, которому мы коляску делали. Ты не знаешь, я каждый день к нему забегаю. Он рассказывает, а я пишу. А дома переписываю. Вон сколько уже написала, — кивнула Маруся на стол, где, как еще раньше заметил Паша, лежала толстенная тетрадь.
Паша придвинул ее и полистал. На первой странице было выведено: «Записки старого токаря». А ниже — помельче: «Посвящаю славному пополнению рабочего класса, моим дорогим шефам».
— Это про что ж? — спросил Паша, с любопытством разглядывая чертежи и записи.
— Это про разные приспособления, какие он делал. Про упрощение технологических процессов. Вот. А ты говоришь!
— Так он же сорок лет работал на заводе! — воскликнул Паша. — А твой отец, наверное, и того больше.
— Опять! — всплеснула руками Маруся. — Ну, что ты за человек! Посмотри, как сейчас все накаляются. Каждый хочет свое задание перевыполнить, время обогнать. А ты — как лягушка в жаркий день.
— Это как же так? — не понял Паша. — Почему «лягушка»?
— А так, — засмеялась Маруся. — Лягушка всегда холодная, даже когда кругом жара. Ну, не лягушка, так арифмометр, что в нашей бухгалтерии стоит. Все подсчитывает точно и аккуратно, а души в нем нету.
Кровь отхлынула у Паши от лица. Опустив голову, он молчал.
— Ты обиделся? — спохватилась Маруся.
У Паши только дрогнули ресницы.
— Паша!..
Паша молчал.
Она подождала и кончиками пальцев тихонько коснулась его руки:
— Не сердись. Я, наверно, дура или злая, Я тебя всегда обижаю. Не сердись. Ну, Паша!
Нет, так с ним она никогда не разговаривала. У Паши даже в горле защекотало.
— Ты не знаешь… — поднял он наконец глаза.
— Чего? — осторожно спросила она, не отрываясь взглядом от его серых, всегда спокойных глаз, в которых так неожиданно блеснула сейчас влага.
— Не знаешь, как тяжело голыми руками землю обрабатывать. Перед войной были у нас в Лукьяновке и тракторы и прицепные комбайны. А при немцах все сгинуло. Дед мой как увидел, что опять к старому повернулось дело, взял каменюку да той каменюкой и двинул немецкого коменданта по черепу. Убить не убил (очень слабый был старик, совсем древний), а на виселице жизнь кончил. Весной подошли наши и погнали немцев. В селе только бабы остались да дети. Вот тут и хозяйничай. И коров впрягали в плуги и сами впрягались. Всю землю потом полили.
— И ты? — шепнула Маруся.
Паша удивленно вскинул на нее глаза.
— А то как же! Принуждать никто не принуждал, а по доброй воле работали ребята и младше меня… — Он помолчал и улыбнулся. — А вчера как увидел я эшелон с новенькими комбайнами, так сердце у меня и запрыгало. Может, подумал, и в нашу Лукьяновку какой завезут. И так мне стало жалко, что ты не видела, как плывут эти корабли!
— Почему жалко? — перегнувшись через стол, спросила Маруся. — Почему, а?
Паша заколебался:
— Вот не знаю, как лучше высказать… Ну, хоть так: если б ты понимала, что это за машины такие — комбайны, какое они колхозникам облегчение несут, ты бы эти игрушки бросила, а взялась бы за звездочки по-серьезному. Вот так я понимаю, хоть тебе, может, и обидно это слушать.
Подперев ладонями подбородок, Маруся пристально смотрела на Пашу.
— Нет, — решительно качнула она головой, — это не игрушки! Напрасно ты так подумал. Я очень хорошо понимаю, что такое для всех комбайн. Очень хорошо! Потому и хотела найти приспособление. Я мечтала, что с этим приспособлением ремесленники наделают звездочек больше, чем их висит на небе. Только, видно, я не в отца пошла… — Она вздохнула. — Ну что ж! Буду сберегать время по кусочку, буду затачивать резец про запас, класть инструменты каждый на свое место и никому не давать ключ от патрона. Так, Паша, а?
В голосе ее послышались слезы.
— Так, — серьезно подтвердил Паша.
— Ну, так и так. И не буду я сидеть дома ни одного дня — завтра ж пойду на завод. — Она закрыла глаза. — Только до чего же стыдно будет перед всеми! «Вот, скажут, изобретательница явилась. Качайте ее!»
— Об этом ты не думай! — горячо воскликнул Паша. — Дразнить никто не станет. Как-никак мы комсомольцы. Семен Ильич даже на собрании предупреждал, чтоб кто-нибудь не вздумал посмеяться. Да если кто и вздумает, мы ему сразу охоту отобьем. — Он встал, очень довольный, что все так кончилось. — Ну я пойду, а то как бы не опоздать. Увольнительная у меня до двадцати часов. Так, значит, придешь завтра?
— Приду, — кивнула Маруся, глядя с улыбкой, как аккуратно рассовывает он по карманам абрикосы. — Приду и буду делать все по-твоему. Как-никак ты хороший парень, честное слово! — Она взяла его под руку. — Я провожу тебя, хочешь?
14. МИТИНГ
Девушки встретили Марусю в вестибюле училища и так бросились к ней, будто не видели ее целый месяц. Они жались к ней и все спрашивали, где болит. Лицо у Маруси осунулось и побледнело. Она растерянно озиралась вокруг, робко улыбалась. В это время сквозь толпу девушек к ней протиснулся Петро. В руке у него была целая охапка полевых цветов. Прижав другую руку к сердцу, он картинно раскланялся и протянул Марусе цветы.
— Как! — возмутились девушки. — Все цветы — ей одной?! Ну нет, у нас так не водится.
Кто-то ударил Петра снизу по руке. Пестрый ворох взлетел вверх и розово-синим дождем посыпался всем на головы. Через минуту с берета каждой девушки уже кивал полевой цветок.
Маруся вернулась в цех не то что присмиревшая, а какая-то смягченная, будто она и впрямь перенесла тяжелую болезнь. Даже в движениях ее и голосе не стало той резкости, которая делала ее похожей на мальчишку. Она почти не отрывала глаз от станка и только иногда, поднявшись на носки, пристально смотрела на Пашу. Заметив на себе ее взгляд, он останавливал мотор и шел к ней.
— Что ты? — спрашивал Паша.
— Посмотри, — просила она, — перекос не полупится?
Он всматривался в вертящуюся деталь и, сказав: «Нет, ничего», спешил к своему станку. Но тут же возвращался и взглядом показывал на ключ, лежавший между суппортом и передней бабкой.
— Ах! — тихонько вскрикивала Маруся.
Схватив ключ, она перекладывала его на тумбочку.
— Подумай, — шептал укоризненно Павел, — что может получиться. На деталь навернется много стружки, стружка захватит ключ и бросит тебе в лицо.
— Не буду, — обещала она.
В этот день Маруся сделала семь звездочек. Она уже зажала в патрон восьмую поковку, но взглянула на часы и начала убирать со станины стружки. Тщательно вычистила свой станок, смазала и вытерла паклей. Потом опять поднялась на носки и глазами спросила у Паши: «Правильно?» — «Правильно», — сказал он ей так же глазами и показал на ручку своего станка: ручка сияла зеркальным блеском.
