нравственного человека.
Нам нечего сказать о взглядах на смерть атеистов–экзистенциалистов, потому что они, по существу, уклоняются от этой трудной проблемы.
Мартин Хайдеггер (1889–1976), например, попросту отказывается рассматривать смерть как событие, относящееся к его жизни в этом мире. Смерть, по его словам, лишь субъективное событие, ибо оно может быть «пережито», испытано через уничтожение «я». Те, кто живы, изучают смерть как объективное событие. Но это самообман. Он спрашивает: «Как могу я исследовать смерть, когда я не могу участвовать в том, что не существует здесь, и сжиться с тем, что не живет здесь?»
Карл Ясперс (1883–1969) относит смерть к явлениям, которые он называет «пограничными ситуациями». Смерть (как и страдание, вина и т. д.) есть, по существу, состояние непреложное. В этом состоянии для человека становятся зримы границы, с которыми он сталкивается, и тогда его сознание возвышается до освобождения от всего бренного, временного, конечного обыденной жизни.
Мизантроп Жан–Поль Сартр (1905–1980), который называет человека «бессмысленным страданием», говорит, {стр. 44} что нет смысла ни в том. что мы родились, ни в том, что умрем [90].
Из всего сказанного ясно, что позиция вышеупомянутых философов по отношению к смерти лишена глубины и серьезности. Светская философия признает свое неведение и страх перед густым и непроницаемым мраком, который покрывает загробную жизнь. «Смерть — это конец, который обнаруживает нашу временность», — говорят экзистенциалисты. Но эти модные философы нашего времени неправы. Смерть не является концом; она — начало истинной жизни, которая ожидает нас за гробом, если, конечно, мы начали жить ею здесь. Христос,
{стр. 45}
СМЕРТЬ ВТОРГАЕТСЯ В МИР
Теперь мы приступаем к исследованию таинства смерти, имея проводником Божественное Откровение и руководителями — богопросвещенных отцов нашей Церкви. Ибо и в этом великом вопросе Бог «не оставил нас в совершенном неведении». Он открыл нам как раз то, что полезно знать; о том же, чего мы не можем вынести по нашей человеческой немощи, Он умолчал, скрыв его от нас. Поэтому и мы ограничимся этим открытым для нас учением и не преступим «пределов вечных», не выйдем за рамки «предания Божия» [91].
Священник, прощаясь с умершим над могилой от лица воинствующей Церкви, бросает горсть земли на гроб и говорит:
Конечно, человеческое тело не просто имеет неизмеримую ценность; это самое совершенное материальное творение — как синтез, гармония, красота и среда. Тело — самое подходящее местожительство для души. Священное Писание называет его «домом», «скинией» и «одеянием» души,. Поэтому Бог
Человек с первого дня создания стал неизменным предметом беспредельной любви Божией и премудрого Его Промысла. Весь вещественный мир, по заповеди Божией, подчинился человеку (Быт. 1, 28). Бог поставил человека «властелином» всего видимого; властелином над всеми «бессловесными и неодушевленными тварями» [95], то есть над всей природой.
Первозданный человек жил в мире безмятежном и изобильном, не зная забот, страдания или боли, не нуждаясь ни в чем. Адам не имел нужды «ни в одежде, ни {стр. 48} в кровле, ни в других подобных вещах», он был во многом подобен Ангелам. Адам был исполнен счастья: «ни горе, ни страдание, ни стенание» не существовали в этом блаженном месте, которое богодухновенный Моисей назвал аллегорически Раем [96]. И ни пот, ни труд, ни уныние, «и никакое подобное страдание не удручало» первозданных! [97]. Поэтому, как пишет святитель Василий Великий, тогда и в растительном, и в животном мире ничто не мешало росту, никакого ущерба не влекли за собою ни неопытность земледельцев, ни превратности климата — ничто не причиняло вреда урожаю. Первозданные не знали никаких помех земному плодородию. Все сие было прежде греха, за который мы осуждены есть хлеб
Сверх того Адам был исполнен несказанной мудрости и удостоен «пророческого дара» [99]. Мудрость Адама явствует из того, что он дал имена зверям, птицам и