— Никакого института он сроду не кончал, — сказал Тарасов. — Он на москвичке женился и там разворачивался. Это он умеет. В смысле разворачиваться. Там-то его и накрыли за какие-то комбинации. Но то ли супруга его кому-то на лапу пачку сотенных положила, то ли адвокат хороший попался, а только выскользнул он из прокурорских объятий. Уж что-что, а ужЕное в нем имеется. Говоришь, у тебя заме- стителем?
— Заместителем, — сказал я, с трудом соображая, как могли в главке утвердить находившегося под следствием бывшего счетовода.
Вот с этими полухмельными соображениями я в Глухомань и вернулся. Ехал и думал, как я все выложу в лицо Херсону, как он будет выворачиваться («Ужиное в нем имеется», — сказал Тарасов) и как я с торжеством прижму его фактами.
А проспавшись, понял, что ничего этого я делать не буду. Это вопрос «компетентных органов», а помогать им — уж извините. Работает Херсон хорошо, отношения у нас нормальные — ну, и какого рожна мне еще нужно? Диплома у него нет? Диплом ума не прибавляет, а уж уменья работать — тем более.
3
Вечером раздался звонок неожиданный. Звонил сам Спартак Первый — точнее, бывший первый, потому что уже вышло постановление о роспуске территориальных партийных организаций. Поздравил меня с победой демо-кратии, сказал пару банальностей, а потом вдруг поведал, что Альберт Ким первым в нашем районе организовал акционерное общество парникового хозяйства, получил все разрешения и — развернулся вовсю. Помню, я очень за Кима порадовался, а Спартак сказал:
— Вот тебе и первый миллионер в районе. Ну, и за что боролись, как говорится?
И как-то очень нехорошо засмеялся.
У меня так получилось с работой, что после этого почему-то очень неприятного для меня звонка мы с Танечкой смогли выбраться к Кимам только через неделю. Я прихватил оставшуюся от встречи с афганцами бутылку коньяка, Танечка — коробку конфет, и мы потопали.
Тут к месту вспомнить первое знакомство моей Танечки с Альбертом Кимом. Она в тот день впервые приступила к работе, как заявился Ким. Танечка кончила курсы стенографии и секретарства, твердо вызубрила порядок, а потому и спросила неизвестного посетителя в кирзовых сапогах, как ей следует его называть, чтобы с полной официальностью доложить начальнику. То есть мне.
— Называй меня, девочка, дядей Кимом, — попросил Альберт.
Вот с той поры она так его и называла. И ей было удобно, и ему было приятно. И в предвкушении приятности мы и ввалились в директорский особняк Кима.
А нас встретили странно тихо и даже как-то подавленно, что ли. У гостеприимных и широко живущих Кимов этого не водилось, и я забеспокоился.
— А где Альберт?
Помолчали мать с сыном. Потом мать сказала неожиданно:
— Вторые сутки домой зазвать не можем.
— Откуда зазвать-то?
— Пойдем, крестный, — вздохнул Андрей.
И мы пошли к любовно и со знанием дела отстроенным парникам, которые числились уже не за совхозом, а за акционерным обществом закрытого типа. АОЗТ «Кореец». Ким показывал мне как-то и чертежи будущей мечты своей, и то, что из мечты получилось. И получилось очень неплохо.
Только ничего этого уже не было. Ни будущей мечты, ни осуществленного строительства, ни будущих огородных урожаев. Парники все были старательно изломаны, стекла повыбиты, пленка изодрана, а урожай, на который так рассчитывал Ким, истоптан и вырван с корнем. И среди этого варварского разгрома медленно и понуро бродил Ким с корзинкой, в которую складывал то чудом уцелевший огурчик, то зеленый еще помидор.
— Ким!
Я подошел к нему, взял за плечи. Он посмотрел на меня каким-то отсутствующим взглядом, потом в глазах его вспыхнул прежний хитроватый блеск. Он бросил корзинку и обнял меня.
— Вот, что они сделали. Им не нужно улучшать свою жизнь. У них одна задача: преследовать и пакостить тем, кто любит работать.
Я беспомощно молчал. А в голове, помнится, одна фраза бултыхалась, как в пустой бочке: «Мы же — огородники. Лучшие в мире огородники…»
— Записку оставили. Вот она.
Альберт протянул мне мятую записку. В ней печатными буквами значилось:
«С ЭТОГО ДНЯ ТЫ ПОСТАВЛЕН НА СЧЕТЧИК, КОРЕЙСКАЯ СВОЛОЧЬ. КАЖДЫЙ ДЕНЬ — ОДИН ПРОЦЕНТ К ДОЛГУ».
— Разве ты не в банке брал ссуду? — растерянно спросил я.
— Да какой же советский банк проклятому частнику ссуду выделит без райкомовского указания? — вздохнул Ким. — Деньги я взял у Зыкова Юрия Денисовича. Под дикие проценты. Я же мечтал зелень выращивать… И как мне в глаза тем смотреть, кто поверил в меня? Кто после работы да в выходные вот это все строил?..
Кое-как мы уговорили его вернуться в дом. Пока Лидия Филипповна и Танечка с помощью Катеньки что-то готовили на кухне, я открыл бутылку коньяка, Андрей принес стаканы, и мы выпили всю бутылку враз. На троих и без всякой закуски. По-русски выпили, и Ким как-то отошел, успокоился и даже стал улыбаться. Правда, невесело.
— Один процент за каждый день. Неплохо, а? Понимаю, что запугивают, но и они должны же понимать, что нереально это требование.
