всем это говорит. Всем, кого собирается уничтожить или заточить.
Шейд испытал ощущение, сходное с неожиданным ударом в спину. В реале у него враз пересохло бы во рту.
– Всем?
– Всем.
– А… Он действительно может захватить контроль над Сетью? Над всей Сетью?
В ответ прозвучал иронический смешок.
– Контроль… Это почище контроля. Это перенос сознания на законы существования Сети. Личность на принципиально новом субстрате – не на нейронных связях человеческого мозга, а на электрических импульсах по всей Сети. Я сам это разрабатывал… Разработал на свою голову.
Шейд покосился на стену, украшенную надписью.
– Этот проект – оно и есть?
– В частности. Проект много что охватывал, и им много кто занимался. Камилл купил его, когда в качестве побочного эффекта вычленилось направление сетевого интеллекта. Три года – и ту-ту. Меня скрутили моим же оружием. Лишили тела, заперли в этом дурацком предбаннике…
– А почему не убили?
– Задай этот вопрос себе.
«А действительно – почему? – подумал Шейд, отвлекаясь. – Зачем я Камиллу в качестве неприкаянно скитающейся по Сетям души? Или, если верить этому несчастному, скитаниям тоже пришел конец, и впереди заключение в этом тесном и темном холде?» С трудом уняв панику, Шейд попробовал отступить на шаг назад, вернуться на сервер, откуда пролез к самому входу «Реальной виртуальности».
Получилось без труда. Шейд оказался в слабо подсвеченной сфере по соседству с локальным роутером и толстым почтовым ящиком некоего Владимира Лощинина.
Заметно приободрившись, Шейд снова спустился к стене с надписью. Узник все это время не двигался с места.
– Не знаю, как ты, а я вовсе не заперт, – сообщил Шейд с нескрываемым облегчением. – Никакая это не тюрьма. Для меня по крайней мере.
– Угу, – заметил кто-то из пустоты. – Уже не тюрьма. Я только что разблокировал исходящий доступ. Навсегда. Ну, в смысле до поры, пока кто-нибудь ушлый снова не закроет.
Шейд снова занервничал: чудеса пошли плотной колонной, одно за одним. Обычно так не бывает.
Поверхностное сканирование сообщило, что пользователь перед ним – не кто иной, как недавний объект сетевой охоты. Энди Трушин собственной персоной. Причем возжелай Энди скрыть свое имя – скрыл бы легко. Но сейчас пришел не маскируясь.
– Вы уж извините, – снова донеслось из пустоты. – Я вас подслушал. Я давно искал творца «Реальной виртуальности» в Сети, да все безуспешно. Пока вот этот… охотничек не привел прямиком сюда.
Энди глянул на Шейда, отчего у того продрал по коже лютый воображаемый мороз.
«Вот те на… – растерянно подумал Шейд. – Я его сдал Камиллу, а ему ничего не сделалось, оказывается! И вдобавок он меня так быстро и легко отследил! Даже здесь, за барьером!» Единственное, что слабо утешало Шейда, – это первая весточка, подтверждающая, что Камилл все-таки не всесилен.
Это давало слабенький проблеск надежды на то, что все как-нибудь уляжется и устроится. Без ущерба для него, Шейда, и так уже пострадавшего дальше некуда.
– Ладно, не дрожи, хакер, – успокоил Энди. – У меня к тебе нет претензий. Камиллу ты меня, конечно, засветил, но зато привел в сие… э-э-э… узилище. В общем, второе куда ценнее.
«Привел! – поразился Шейд. – Да я сюда случайно попал! Ладно, лишь бы он не догадался, что случайно. А так… Типа услуга за услугу».
Шейд старательно подавил мысль, что произошедшее скорее смахивает на «подставу за подставу» или «предательство за предательство». Но в конце концов, разве он клялся на верность этому неведомому Энди Трушину? Значит, точно не предательство!
Энди, казалось, утратил интерес к Шейду и сконцентрировал внимание на узнике.
– У меня есть несколько вопросов к тебе, Ностромо.
Шар-узник стал несколько поярче, словно приободрился от наплыва гостей.
– А… с кем имею?
– Энди Трушин. Bloody Andy, Bloody.68. Слыхал?
– Кто ж не слыхал… – тихо-тихо выдохнул узник. – Суперхаб…
– Ты – Олег Палек, Nostromo.202/19? Правильно?
– Уже нет, – мрачно изрек заключенный сетевой тюрьмы и принял все-таки анимированный облик. Он стал похож на болезненного подростка с неестественно бледным лицом и такими же бескровными кистями, торчащими из-под мешковатого темного свитера. – Я давно уже не Ностромо. Года четыре как.
– Почему?
– Потому что бывший Ностромо – это я плюс Камилл. Я как-то решился сходить за барьер на свою беду… Ушел; моя копия – неполная, разумеется, – осталась тут и стала Камиллом. Когда я вернулся, в тело меня уже не пустили. Только сюда, в этот чертов закрытый холд. Как мышь в банку.
– Холд уже открыт, я же говорил. Только прошу: не исчезай сразу, у меня еще есть вопросы.
