Чен жестко поглядел на него.
– Я снял с тебя мнемоюсты час назад. Понимаешь?
Бай тупо уставился ему в лицо.
– То есть… как час назад? Я же должен был тут же вывалиться!
– Вот именно, – подтвердил Чен. – Но ты не вывалился. По-моему, ты этого просто не заметил.
И вот тут Баю впервые стало по-настоящему страшно.
~# run console 3
@comment: turn «Image»
Раньше Аурел пребывал в уверенности, что умеет ездить быстро. Но то, что вытворяла со своим «Квантумом» Тири даже ему показалось безумием. Они неслись через степь, как болиды, лишь по глупому недоразумению природы не обгоняя звук собственных моторов. Их путь не был абсолютно прямым, потому что перегона еще не достигли, и Тири то и дело виляла вправо-влево, объезжая рыхлые кустики перекати- поля и едва заметные неровности почвы.
К вечеру Аурел вымотался совершенно и когда Тири притормозила, а затем слезла с мотоцикла, он ощутил немедленное облегчение. Спина ныла, а ноги стали словно деревянными.
– Умаялся? – спросила она. Насмешливо, но беззлобно.
Аурел кивнул.
– Ну, ты горазда за рулем! Никогда бы не подумал.
– Мужчинам вообще не свойственно думать, – ответила Тири. – Как правило.
– Ну-ну, не обобщай. Некоторым очень даже свойственно, – хмыкнул Аурел.
Тири, опуская «Квантум» на землю, ехидно заметила:
– Если ты имеешь в виду себя, то я не согласна. Ты такой же пень, как и остальные.
Аурел обиделся:
– Да, ну тебя… Тоже мне – феминистка.
– Реалистка, – поправила Тири.
– Злая ты.
– А ты добрый?
– Ну, уж не такой, как ты.
– А с чего мне быть доброй? С того, что меня вынуждают убивать? Меня, женщину? Я рожать должна, а не убивать, понял?
Аурел остыл.
– Неужели тебя вынуждали убивать?
Тири не ответила. Пнула монтреевским ботинком шершавый мотоциклетный скат и полезла в бардачок.
– Давай, шевелись, – мрачно сказала она несколько позже. – Есть охота.
Аурел тоже уложил мотоцикл, чтоб не так издалека был виден посреди равнины, и выгреб из бардачка сумку и спальник.
Через каких-то десять минут, разгоняя сгущающиеся сумерки, весело потрескивал костер, на треноге чернел закопченный котелок, а внутри котелка многообещающе булькало. Аурел плотоядно принюхивался, Тири с ложкой в руке колдовала у посудины с варевом. Звезды, единственные обитатели небес, молча глядели на них с высоты.
Аурел чувствовал, что спутница готова выговориться. Нужно только поестественнее подвести ее к монологу. Черт возьми, чем больше Аурел размышлял над этой историей, тем менее понятной казалась она. Логики не было – вот главное, что лишало внутреннего равновесия. Аурел не любил отсутствия логики. Точнее, не отсутствия, а неочевидности, потому что логика присутствует во всем, нужно только суметь вытащить ее на поверхность. Получалось не всегда, у Аурела, по крайней мере. И вот эта-то загадочная глубинная логика и грызла постоянно, и донимала, словно настырный комар над ночной постелью: жужжит, кружится, и сколько руками не маши – не улетает.
Проглотив обжигающий ужин, почти не почувствовав вкуса, Аурел с довольной ухмылкой извлек из сумки припасенное в Трое пиво. «Пенная прохлада» – самое то после дня в седле. Легкое, сладковатое питье, источник спокойствия и вечернего умиротворения. Аурел, застонав от удовольствия, опрокинулся на спину. Тири с завистью взглянула на него.
– Поделился бы, что ли… Джентльмен…
Аурел сунул руку в сумку и показал ей вторую бутылку. Девушка вопросительно подняла бровь.
– Пора бы и объясниться, – предложил Аурел. – А?
Тири пожала плечами. Тогда он метнул ей бутылку. Коротким выверенным движением Тири поймала продолговатый прохладный снаряд. Свернула пробку и сделала первый глоток.
– Я – твой ангел-хранитель, – тихо сказала она потом. – Ты ведь ходишь в сеть без мнемоюстов, слайдер. И думаешь, будто это страшная тайна.
Аурел смутился. Он и вправду считал это своей главной тайной. Не единственной, разумеется, но главной.
