Платон махнул рукой:
— Давай!
— Ничего, мы аккуратно, — Ахилл бесцеремонно спихнул с бочки Карла, матросы и вельможи подкатили ее к дверям аптеки.
— Высокородные дамы, зажмите уши! — успел крикнуть кто-то.
Грохот потряс узкий Лаврушинский переулок, сразу ставший невидимым из-за порохового дыма. Вдоль этого переулка и в окна домов напротив полетели щепки и обломки.
Зимовщики со шпагами, алебардами и абордажными саблями, наконец, ворвались внутрь захваченной аптеки.
'Paritur pax bello, — торжественно пропищал компьютер в кармане Платона, хотя его никто ни о чем не спрашивал. — Мир создан войной'.
Из-за дыма в аптеке ничего не было видно. Под ногами валялись обломки непонятно чего, хрустело разбитое стекло. Пахло разлившимися лекарствами и спиртом. Этих троих, только что запертых здесь внутри, как будто не стало. Их не было видно и слышно, только скрежетал испуганный попугай.
Зимовщики разбрелись в дыму, шагая по битому стеклу, по едко пахнущим лужам.
— Хорошо, что это здание монолитное, цельнокаменное у нас, — послышался чей-то голос. — Будь из какого-нибудь кирпича, на эти самые кирпичи бы и рассыпалось от такого-то взрыва.
— Исчезли бандерлоги эти.
— Тут они, — отозвался кто-то. Оказывается, Конг. Он стоял посреди разгромленного помещения, почти упираясь в потолок и жуя ветку смородины. — Тут лежат. Втроем.
— И Хлыщ?
— Говорю же, все трое.
— Мертвые? — Зимовщики собирались возле Конга. Дым рассеивался, и они как будто появлялись здесь из ничего.
— Живые вполне. Пьяные только совсем. Уничтожило этих сивушное масло, — сказал Конг.
Теперь стали видны защитники аптеки вместе с их заложником. Рядком они лежали на полу.
— Взяли в трюмы спирта до самой ватерлинии и сыграли в оверкиль, — добавил Ахилл. Оказалось, что он стоял рядом с Конгом.
— Капитан, блин! — Ахилл с презрением посмотрел на лежащего Джеррисона. — Эй ты, туловище! Рукам не горячо?
Он поднял самодельную аркебузу пиратов, похожую на массивный костыль:
— В университетский музей что ли ее сдать? Вдруг возьмут.
— Одного кислорода сколько угробили! — сказала Августа сокрушенно.
— Сорвали спектакль, фуганки, — с огорчением произнесла Диана.
— Ничего, — отозвался Ахилл. — За спектакль им еще отдельно суток двое добавят.
— И еще год расстрела мелкими камешками, — с неудовольствием проворчал кто-то.
Сверху со звоном, будто капли воды, падали подвески люстры.
Попугай, ошалевший от взрывов, выстрелов и криков, наконец, обрел голос, оказавшийся почему-то сильно шепелявым.
— 'Шпирт! Шпирт!' — раздавалось в разгромленной аптеке.
Из-за крыш домов видны были мачты, сейчас перекошенные вкривь и вкось, с черными обрывками парусов. В воздухе висел постоянный теперь запах гари, но его уже не замечали — привыкли. Улицы опять стали пустыми.
Опершись на подоконник, Платон смотрел на окно Дианы, напротив, по ту сторону Андерсеновского моста. Было заметно, как там блестит зеркало. Архаичное стеклянное зеркало, никакое не электронное — включающееся-выключающееся. Мост этот, между ними, немного перекосило после взрыва 'Млечного пути'. Платон даже помнил ощущение, как будто оставшееся в подошвах ботинок, когда приходилось пробираться по нему — немного боком.
Сейчас он мысленно подсчитывал, сколько еще дней до конца лета. Эта мысль теперь была с ним всегда.
'Может, все-таки улететь назад? — подумал Платон. — Ни на какой не на Марс, не за сокровищами этими призрачными, а обратно домой, в фамильную квартиру, к хомяку Бориске, к лекциям'.
Он ощущал, что скоро придет к этому, перестанет сопротивляться таким мыслям. Вот-вот решение станет очевидным и необратимым.
Наверное, это же ощущение испытывает узник, желающий бежать из своей тюрьмы.
— Жаждущий, — пробормотал Платон.
Только его, в отличие от узника, вроде бы ничего здесь не удерживало. Вроде бы?
Как долго он мечтал о моменте, когда он встанет у входного люка восстановленной, совсем готовой 'Обсидановой бабочки' и ударит в судовой колокол. Висящий там на специально приваренном кронштейне. Сигнал к отлету. Перед самым выключением солнца, чтобы мгновение получилось особо торжественным.
Но, кажется, этой мечте так и суждено было остаться мечтой.
'Мечтою, — мысленно повторил он. — Ну все, хватит жить в дыре. Как пишут в бумажных Титаночевых книжках — 'в самом подлинном значении этого слова'.
— Никакого здоровья на это безделье не хватит, — пробормотал он.
— Безделье — само по себе болезнь, — конечно, тут же проквакал в кармане компьютер.
Восстановление 'Обсидиановой бабочки' остановилось, замерло намертво. Совсем бессмысленным стало это постоянное нетерпение внутри.
Где-то скрипел приближающийся велосипед. Платон терпеливо ждал, чтобы увидеть, кто это. Это, конечно, оказался бригадир Карл. Он остановился напротив окна Платона.
— Ну вот, — заговорил Карл. — Все катаюсь, езжу повсюду, перемещаюсь по зову печени. Не знаю только, куда. Как теперь жить — весь этиловый запас пираты выжрали. До следующего завоза теперь ждать и ждать. Иссяк спирт мой насущный. Я слышал, сейчас синтезаторы такие изобрели, которые воду в спирт превращают. У вас есть? — с надеждой спросил он.
Платон отрицательно покачал головой.
— А у вас здесь оранжерея, кажется, была? — подумав, в свою очередь спросил он.
— Оранжерея-то есть. И грибная ферма есть. А что толку… — Карл остановил себя, помолчал. — А вам как здесь теперь? Чем занимаетесь? — спросил он. Наверное, не представляя, что кто-то может вообще ничем не заниматься, бездельничать.
— Мое занятие теперь — ждать, — отвечал Платон. — Жду и еще воображаю вот, как мостик этот скоро рухнет. Может, вместе со мной.
— Починим, если вам надо, — рассеяно сказал гомункулус.
'Вот уж нелепая смерть может состояться, — подумал Платон. — Осенью хватятся меня, и даже объяснить никто не сможет, как я погиб, где и почему'.
— …Что сами не выпили, то уничтожили, разбили, — оказывается, говорил о чем-то Карл. — Сегодня сдали их, Томсона с Джеррисоном, космопатрулю полицейскому. Забрал мутантов этих полицейский один. Точнее, одна. Эффектная такая женщина.
— Вижу я, как вы чините, — не сдержался Платон. — Тарелку не ремонтируете, а развлекаетесь: то играете, то стреляете. Сколько времени прошло, и все на том же месте.
— А теперь и чинить уже не надо, — произнес что-то непонятное Карл. — Само все восстановилось… А если про спирт, то я уже и из грибов пытался его гнать, но безуспешно…
— Погодите, как само?.. — прервал его Платон.
— Все новенькое теперь стало, — совсем непонятно отозвался маленький гомункулус. — Да! Не научились еще такие деревья выращивать, чтоб на них выпивка и закуска росли.
— А я слышал, на Земле, еще в древности у карибских пиратов такие были, — подумав, заговорил Платон. — Они, впрочем, всегда там были. В Центральной Америке есть такие пальмы…
