— Ага, пальцем расплатятся они. Знаю я, что за молодежь. У них, студентов такие пальцы, что посинеют нажимать. Ничего им из своих пальцев не выдавить…
Подготовка к путешествию все же заняла больше времени, чем он рассчитывал — часа два. Платон даже успел заглянуть в интернет и порыться в архивах собственного факультета, надеялся найти что-то неизвестное ему о жизни индейцев Центральной Америки. Но ничего нового там не было.
Титаныч, оказывается, сделал заказ в Доме Быта на другого домашнего робота — временную свою замену, и теперь в соседней комнате инструктировал новенького по телесвязи.
— …Эх, молодежь! — слышалось оттуда.
'На прощание вдохнуть запах родного дома? Для романтики? Дениска мешает своим ароматом'.
Он подошел к аквариуму с хомяком. В этом большом аквариуме было нечто вроде маленького хомячьего мира. Домик с садиком, амбар с овсом и просом. Маленькое озерцо-лужица.
— До свидания, брат, — сказал Платон. — Долго теперь не увидимся. Теперь за тобой Эр восемнадцать дробь сорок пять присмотрит. Из Службы Быта.
Хомяк стоял на задних лапках, приподнимаясь на босых розовых пятках, шевеля носом, нюхал воздух, будто таким образом пытался понять слова человека.
Трое друзей ждали во дворе старинного кирпичного еще дома профессора.
— …Так вот хулиганили в детстве, — рассказывал что-то Ахилл. — В Хэллоуин, был такой праздник. Или поднимались на крышу, а потом гравитатором потихоньку вдоль окон спускали тыкву специальную. С глазами, ртом вырезанным, а внутри светодиод: как будто череп горящий. Висит такой перед окном соседским и лбом в стекло стучит. Соседи сначала боялись, а потом все меньше и меньше стали бояться, даже ругаться перестали. Еще в привидения играли: заворачивались в белые простыни и ночью по двору летали, с воем. В урнах летали. Тогда урны были большими, а мы еще маленькими.
— Мы тоже так летали, — сказал Конг. — Только у нас это не хулиганство, а подвиг называется. Например, чтоб летающего дьявола за хвост схватить. Это такой летающий ящер у нас. Обязательно надо уметь, без этого и жениться нельзя. А я, бывало, еще и прицеплюсь и катаюсь с ним. Когда маленький был, килограмм сто, не больше. А можно, чтоб посвящение в мужчины пройти, зубастую рыбу погладить. Они на берег вылезают, греются. На солнце греются и засыпают. Есть у нас такие, вместо ваших крокодилов.
— А ты, Дианка, могла бы такую рыбу погладить? — спросил Ахилл сидящую напротив под детским грибком и заскучавшую девушку.
— Зачем мне, — вроде, с неудовольствием отозвалась она, — я жениться не собираюсь.
— Ну, у девчонок свои соревнования, — опять заговорил Конг. — Домашнее хозяйство, то-сё. Ягоды на скорость собирать — кто больше соберет, кройка и шитье там. Но самое главное — кто больше весит. Тут особый почет, и готовятся тут ватрушки жестоко. Обжираются так, что едва не трескаются.
— Ерунда какая, — отозвалась Диана. — Я лучше рыбу поглажу.
— Хорошо у нас на планете, — продолжал Конг. — Красиво. Вулканы, дым, пар, ночью огонь, вулканы эти всё красным светом освещают. Кипящие озера кругом, большие, маленькие, лужи. Мы в такой кипяток фруктов набросаем, сладкой травы, вроде сахарного тростника, и компот там сам по себе варится. Или другой травы, типа чая — плаваешь и пьешь. Динозавров содержим. Нет, мы мяса не едим, — отозвался он на вопрос Ахилла. — Динозавры молочные у нас. Типа, сыр, творог, сметана, всякие молочные ништяки. И с других планет покупают. В деревне молочно-товарная ферма у нас. На нашей планете еще одно племя живет, такие, с одним глазом во лбу. Те и мясо едят, и рыбу. И зубастых рыб едят, и дьяволов, и змей, и все, что видят этим своим одним глазом. Мы их за это не уважаем.
— В близком соседстве с циклопами, диким и буйным народом, — вдруг заговорила Диана. — С ними всегда враждовавшим, могуществом их превышая.
— Вот-вот, — кивнул, соглашаясь, Конг. — Очень правильный стишок. Толковый. Знающий чел сочинил.
— Изучали недавно, — сказала Диана. — А у нас в университете один такой циклоп учится. Химик с пятого курса.
— Хотя, если по правде, я здесь колбасу научился жрать, — добавил Конг. — Хорошо, что наши не знают, а то позор. В стрём.
— А я все думаю, что зря мы этих двоих хулиганов сами в участок не сдали, — опять заговорила Диана. — А вдруг они опять нам встретятся.
— Я носом чувствую, что встретятся еще, — высказался Конг.
— Вот встретимся, тогда и сдадим, — заключил Ахилл. — Как ты, Диана, и заказываешь. Ну, все, профессор летит, Теперь вперед! В Америку, за золотом!..
Платон держал в руках тяжелое ружье. Фамильный двуствольный штуцер, судя по надписи, оставленной изготовителями, произведенный еще в самом начале двадцатого века.
— И все-таки возьму, — решил он. — Для пущего абсурда. Вот соседи удивятся, старушки у подъездов.
Торопясь, Платон шагнул прямо в окно, чего не делал с детства. Конечно, неприлично для декана, но он непонятно каким образом ощущал, что с сегодняшнего дня все в его жизни меняется.
Из старинной петербургской парадной вышел тяжело нагруженный Титаныч. Из-под рюкзаков и мешков виднелись только тонкие железные ноги старика.
'Навьючился все-таки старый'!
Приключения на Земле. В Центральной Америке
Они летели над океаном. Для вещей, взятых в эту экспедицию, пришлось заказать грузовой флаер. За ним летели три одноместных пузыря: один розовый и два синих. Молодежь предпочла спортивные аппараты, может быть, для того, чтобы вести их самим. И это им еще не надоело.
Диана все кружилась вокруг грузовика, заглядывая в иллюминаторы. В динамиках связи звучали возбужденные голоса. Связь между ними всеми была постоянной, все слышали друг друга.
Водитель грузовика — старый робот, маленький круглый ящик, похожий на сахарницу, не останавливаясь, рассказывал о приключениях, пережитых им за долгую жизнь: о былых рейсах, о прежних пассажирах. Оказалось, что он и Титаныч — почти ровесники и даже земляки — когда-то вышли из одного завода.
— С тех пор за рулем. Без остановки один бесконечный рейс. Сколько пролетел, сколько всего видел. Только на свалке, видать, конец этому моему путешествию.
— Да, судьба, — вздыхал Титаныч.
— Даже кликуху мне дали — Автопилот. Побывал на разных планетах. Теперь, под старость, тут таксую.
Иногда из динамиков раздавался смех — молодежь на своих одноместных флаерах тоже слушала. Потом затеяла гонки, из динамиков донеслись ликующие голоса.
Уже совсем поздно вечером все успокоились и договорились спать.
— Ладно, закрываем сопла, — в последний раз послышался голос Конга.
Диана дольше всех не могла угомониться, что-то шептала и хихикала в динамиках, но потом все отключились. Она попыталась поискать в эфире музыку, какие-нибудь песни, но песни попадались все незнакомые и неинтересные. Попробовала уснуть, стала нажимать на какие-то кнопки. Кресло опрокинулось назад, так, что ноги задрались к потолку. Под затылком и под спиной с шипением надулись пневмоподушки. Все равно было неудобно, казалось, что так уснуть невозможно. Теперь, при крейсерской скорости, двигатель гудел негромко, будто вентилятор устаревшего компьютера, и только где-то сзади свистел и
