Южной Кореей, Гонконгом и Сингапуром страны Юго-Восточной Азии, за исключением четырех индокитайских (Вьетнама, Лаоса, Камбоджи и Бирмы), настолько усилили, особенно за последние десятилетия, капиталистическую активность, что баланс сил на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии вновь изменился в пользу некоммунистического юга. Этому содействовал и общий кризис марксистского социализма, вынудивший коммунистические страны, прежде всего Китай, уже в 70-х годах пойти на радикальные реформы и тем заметно подорвать позиции прежде столь высоко чтившейся и тщательно соблюдавшейся утопической доктрины.
Африка юхнее Сахары
Африка, при всей несопоставимости этого полуконтинента (южнее Сахары) с метарегионом Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, являет собой, пусть в миниатюре, аналогичную картину. Здесь тоже ясно фиксируются два противоборствующих поля – капиталистическое и коммунистическое. Однако цивилизационный фундамент в Африке неизмеримо слабее, слаба и социальная база власти с ее не институционализированной административной структурой. Поэтому ситуация вакуума здесь власти оказалась почти перманентной, а роль внешних воздействий, случайных обстоятельств огромной. Иными словами, все сорок с лишним молодых государств Тропической и Южной Африки с самого своего появления на свет были легко подвержены влиянию извне. Не имея иммунитета, они покорно воспринимали тот или иной поток идеологического или политического влияния, который затем мог перекрываться противоположным^ по характеру. Только после этого многие из африканских стран обретали, наконец, желанный иммунитет.
Стоит еще раз обратить внимание на то, что влияние марксистского социализма было в Африке очень заметным с первых же шагов деколонизации. О причинах этого уже немало было сказано. Но важно добавить, что в ряде случаев это влияние держалось на прямом и активном вмешательстве, как то было в Анголе, Эфиопии, Мозамбике, Намибии, где на протяжении десятка, а то и полутора десятков лет шли непрерывные войны и соответственно потоком шло советское оружие, не говоря уже о специалистах, а то и солдатах, вроде кубинцев в Анголе. Впрочем, это же влияние, пусть в иной форме, ощущалось и в других странах вроде Танзании, Ганы, Гвинеи, Мадагаскара, Мали, Зимбабве. Список можно продолжить, но ситуация и без этого ясна: Африка оказалась податлива для распространения коммунистических идей. Правда, для закрепления там этих идей она была непригодна.
Капиталистическое влияние тоже не имело благодатной почвы для успеха в Африке. Но иммунитет, вырабатывавшийся по мере разочарования в марксистском социализме, способствовал его усилению. Иллюзии, связанные с утопическими идеями, улетучивались, а реалии жизни вынуждали прошедшую через эксперименты страну выбирать наконец рыночно-капиталистический путь. Чем дальше, тем большее количество африканских стран проходило этот тяжелый путь, а общий кризис марксистского социализма на рубеже 80 – 90-х годов окончательно прояснил все связанные с прошлыми заблуждениями проблемы. На сегодняшний день баланс политических сил в Африке убедительно свидетельствует о крахе иллюзий. Коммунистическое поле напряжения практически исчезло или исчезает буквально на глазах. Его место уверенно занимает поле капиталистическое. Однако это еще отнюдь не означает, что Африка быстро превращается в сумму буржуазных государств. Для этого у молодых африканских государств многого еще не хватает. Одно Африка имеет в достатке – горький опыт недавних заблуждений.
Этот опыт совершенно по-новому ставит сейчас проблему взаимоотношений негритянских стран Африки с ЮАР. Дело даже не только в реформах, направленных на изживание апартеида, хотя эти реформы сыграли едва ли не решающую роль в изменении отношения к ЮАР во всем мире. Дело еще и в том, что ЮАР – это витрина капитализма в Африке и что по мере разочарования в коммунистических иллюзиях Африка все более внимательно смотрит на эту витрину. Показательна в этом смысле судьба маленькой Намибии. На протяжении многих лет намибийских повстанцев содержали и соответственно ориентировали силы марксистско-социалистические. Поле коммунистического напряжения на юге Африки было огромным. Стоит в этой связи напомнить, что в Москве, где не было посольства ЮАР, было представительство АНК, через которое осуществлялось сильное воздействие на южноафриканские дела. Но стоило только найти решение намибийской проблемы, как тот же С. Нуйома, глава намибийских повстанцев, став президентом Намибии, резко изменил свой политический курс. Правда, по времени эта перемена совпала с тем самым общим кризисом марксистского социализма, о котором не раз упоминалось. Однако сам факт показателен: придя к власти, Нуйома заботится не об идеях коммунизма, а о практической выгоде. Практическая же выгода диктует не только хорошие, нр прямо-таки близкие отношения Намибии с ЮАР. И очень похоже на то, что уже в скором времени малонаселенная, но весьма богатая ресурсами Намибия станет примерно такой же витриной африканского капитализма, что и ЮАР.
В этой связи еще раз обратим внимание и на Зимбабве, чей президент Р. Мугабе на словах продолжает провозглашать свою преданность идеям марксистского социализма, а на деле давно и весьма успешно осуществляет политику поощрения рынка и частной собственности, причем делает это не только по условиям Лондонского соглашения, но явно с трезвым пониманием реальности, т. е. так же, как и намибийский Нуйома. Быть может, нет оснований утверждать, что такая политика в случае с Мугабой является результатом резкого изменения баланса сил в Африке и практического исчезновения там присутствия СССР с его военной помощью, что представляется совершенно очевидным в случае с Нуйомой. Однако сам факт впечатляет. Он еще раз убедительно свидетельствует о том, что коммунистическое влияние в Африке исчезает, если уже не исчезло вовсе.
Исламский Восток
Страны исламского Востока и прежде всего государства арабского мира, в отличие от молодых негритянских государств Африки, давно уже до предела институционализированы в рамках жестких властных структур. И если принять, что многие страны исламского Востока долгие годы были близки к СССР и что поле коммунистического напряжения постоянно как бы окутывало мир ислама, теоретически можно было бы ожидать, что тоталитарные нормы марксистского социализма с легкостью овладеют этим миром. Однако ничего подобного не произошло, хотя и было приложено – прежде всего со стороны СССР – для этого немало усилий. Конечно, кое-какие успехи марксистский социализм в мире ислама все же может записать на свой счет: Египет времен Насера, Южный Йемен 70 – 80-х годов, с оговорками Алжио и тем более Афганистан. Но достаточно внимательно взглянуть на этот перечень, чтобы убедиться в том, что эти успехи мнимые, что они как раз подчеркивают полный провал марксистского социализма в мире ислама, причем провал быстрый и бескомпромиссный. Почему же так?
Объяснение достаточно простое, хотя для того, чтобы его понять и принять, нужно было отрешиться от прямолинейных истматовских позиций, коими руководствовались советские руководители, определявшие контуры политики в мире ислама. Ведь то несомненное обстоятельство, что между традициями ислама и лозунгами, а еще больше реалиями марксистского социализма есть немало общего и что общее здесь – прежде всего в привычной жесткости деспотизма власти, в бесчеловечности произвола администрации, в приниженности индивида и т. п., как раз и означало, что исламский мир не приемлет, не в состоянии принять марксистский социализм. Ислам – религия сильная и жесткая, даже не столько религия, сколько образ жизни. Религия здесь заменяет и идеологию, и политику, к тому же она нетерпима по отношению к любым иным идеям и несовместима с ними. Да и зачем, в самом деле, воспринимать марксизм с его лозунгами и идеями (не забудем, что марксизм – идеология западная, чуждая по происхождению), если ислам проповедует практически почти то же, не говоря уже о том, что ислам лучше просто потому, что он свой?!
Руководители коммунистического лагеря не очень-то разбирались в тонкостях ислама (и потому, к слову, часто и жестоко просчитывались, особенно в Афганистане). Но они хорошо сознавали, что ислам духовно и
