Снежно-белый, он и вправду плохо маскировал на фоне мышастых скал.
Вскоре вернулся Славута с Боромиром, Тарусом, Боградом Роксаланом и Похилом.
Взглянув на зеленый плащ дреговича, Вишена невольно позавидовал: вот кому красота! Ни в лесу, ни в поле, ни в скалах толком не разглядишь… Особенно в лесу.
– Сдается мне, – шептал Славута, – что они цепью рассыпались и тянут через пустоши. Ищут кого- нибудь, или просто дозором обходят.
Понаблюдав с минуту, Боромир позвал остальных. Схоронившись меж камней стали ждать.
Всадники появились с востока. Мелкой рысью трусили громадные волки, неся закутанных в черное седоков. Их было пятеро и они действительно растянулись цепью. Между каждым всадником сохранялся промежуток шагов в двести.
Крайний слева направлялся точно к их укрытию.
– Приблизится – зашибем. Потихоньку, если выйдет, – сказал негромко Боромир. – Омут, ты готов?
Молчаливый рыдожанин только кивнул: разговорчивее в Иллурии он вовсе не стал.
Волк начал принюхиваться в четверти версты. Вишена, припав к камню, глядел на всадника во все глаза. Тот подергал за повод, почесал волку меж ушей и направил его точно к пещерке, выглядящей с той стороны просто как россыпь крупных, в три человеческих роста, камней. Гортанно перекликнувшись со своими, аргундорец приближался. Все замерли, никто не шелохнется, только пальцы бесшумно смыкаются на рукоятках оружия.
Когда всадника отделяло от укрытия шагов десять, Омут мгновенно поднялся и метнул тяжеленную булаву. Волк шарахнулся, зарычав, но булава настигла всадника, выбив из седла. Озарич и Гонта, невидимые в коричневых плащах, мигом утянули зашибленного аргундорца в пещерку. Волк растерянно топтался поодаль, Прон, наловчившийся стрелять из арбалета, всадил стрелу ему в бок. Но то ли шкура у того была крепка на удивление, то ли стрела коротка оказалась, не свалился зверюга замертво, заскулил и бросился наутек, прямо к остальным. Вишена уже взялся за меч, решив, что сейчас свалка начнется, но остальные всадники, осмотрев волка и вытащив стрелу, вовсе не кинулись выручать пропавшего собрата. Поорали издалека, позвали, а после вскочили на своих жутких зверей и были таковы. Унеслись на восток, откуда пришли.
– Удрали, – довольно ухмыльнулся Пристень. – До утра теперь не вернутся. Ну, а мы их утром так и будем здесь ждать…
Вишена поднялся, отряхнул плащ. Славута стоял рядом.
– Почему он так решил? – спросил Пожарский побратима.
– После захода солнца из замков никто не выходит, – пояснил дрегович.
– Ты ж сам говорил, – удивился Вишена, – что орки часто нападают ночью.
Славута объяснил:
– Нападают-то они ночью, но из замков выходят еще засветло. Идут полночи, потом нападают. А чтобы ночью кто в путь пускался – я не слыхал никогда.
Вишена вздохнул. Удивляться дальше не было уже сил.
Из пещерки вышла Купава, невозмутимая, как окрестные скалы. В схватке, если бы та состоялась, она с самого начала не собиралась принимать никакого участия, считая, что с пятеркой волков великолепно управятся и без нее.
– Если вам еще интересно – горячее поспело, – сказала Купава.
Дементий радостно заверил:
– Интересно, милая! Еще как интересно!
– Тогда не болтайте, а к огню, да поживее! Разогревать по второму разу я не буду. Успеете со своей дохлятиной аргундорской потолковать…
Славута опустил руку Вишене на плечо.
– Ступай, поужинай, потом меня сменишь.
Пожарский кивнул и пошел за всеми, пригибая голову, в отсвечивающий багровым зев пещеры.
Внутри весело полыхал костер и умопомрачительно вкусно пахло. Даже стойкий запах жилья летучих мышей перешибло.
Боромир уже теребил пришедшего в себя аргундорца.
«Неужели заставят говорить?» – недоумевал Вишена. Он уже знал, что в Иллурии пленные заранее считают себя мертвыми и всегда молчат.
Но Боромир не зря водил полки на север и везде слыл хитроумным.
– Правда, что в окрестных замках у вас айагры? – спросил он с неподдельной тревогой.
Аргундорец злорадно осклабился.
– Да, рыжее племя, правда! И в Щаге, и в Продиасе, и в Дипхалле, и в Нидлтоне, и в Менелоте! Вам не взять эти замки.
– Гляди-ка! – цокнул языком Боромир, хитро подмигивая Тарусу. – Неужто много их? Не может быть!
– Больше десятка! – Вишена с удивлением уловил в голосе пленного гордость.
Боромир вздохнул.
