Изнутри это выглядело совсем не как скафандр. Скорее, как вскрытая свиная туша. Красноватое желе, прожилки какие-то, сочащаяся органической слизью плоть, а не одежда. И – что удивительно – при всей кажущейся неприглядности эти потроха не вызывали отвращения даже у брезгливых людей. Таких, как Хаецкие. Мысль примерить эту живую одежку не внушала ничего неприятного, не ужасала, а наоборот – казалось, что должно открыться нечто новое и захватывающее.
И еще казалось, что мозга кто-то исподволь коснулся, прощупал, и этот кто-то был огромным могучим и, слава богу, доброжелательным.
– Е-мое! – покачал головой Суваев и доверительно прошептал Зислису: – А не биоскафандр ли это? Сдается мне – именно он.
Бэкхем полез в этот диковинный скафандр, отчего экраны за пультом немедленно ожили, замерцали ровными строчками, а потом высветили красную надпись и благополучно погасли.
– Биоскафандр? – переспросил Зислис.
– Ага. Эдакая псевдоживая надстройка над организмом. Я читал кое-что в этой области, но моя база утверждала, что чужие так и не научились делать подобные вещи. Точнее, не делать, а выращивать.
– Значит, научились, – вздохнул Веригин.
– Или учатся, – хмуро поправил Фломастер. – Прямо сейчас. На живцах.
Тем временем Бэкхема извлекли из шкафа и заставили раздеться. Донага. Зислис заметил, что единственная в группе женщина растерянно отвернулась. Это не ускользнуло от внимания свайгов. Один подошел ближе.
– Вопрос? Снимать одежду в присутствие другой человек противоречить этике? Правда?
«А падежи выучить им лениво, что ли?» – подумал Зислис мимоходом.
– Правда, – ответил за всех Суваев. – А если точнее, в присутствие людей противоположного пола.
Некоторое время чужой совещался с кем-то находящимся за пределами зала. Пара свайгов, что торчала у открытого шкафа, обменялась одной единственной фразой, причем Зислис голову отдал бы на отсечение, что значило это нечто вроде: «надо же, дикари дикарями, а этика какая-никакая присутствует.»
Потом женщину подняли и увели прочь. Муж ее попробовал вежливо попротестовать, но к нему выразительно подплыл один из шаров роботов и вынудил вновь усесться. Такой шарик убедил бы и Геракла, не то что подобного старичка.
Тем временем Бэкхем залез в скафандр вторично. На этот раз – голышом. Снова вспыхнули экраны, а скафандр плотно сомкнул створки, поглотил человека, словно чья-то ненасытная пасть.
Свайги закрыли шкаф. И ушли к экранам. Минут десять они колдовали над пультом, потом вызвали Суваева. Тот под присмотром робота приблизился к пульту, поглядел на экраны и что-то негромко стал свайгам объяснять. Свайги таращились на него, изредка шевеля кончиками гребней и переглядываясь.
Потом Суваев вернулся, а двое свайгов поспешили к шкафу.
– Чтоб я сдох! – шепотом сообщил Суваев. – Данные на экраны выводятся на русском и английском!
– Какие данные? – так же тихо спросил Зислис.
– Рабочее место номер такой-то. Недостаточный индекс доступа. Опознанный индекс – семь, необходимый индекс – пятнадцать. Оператор превысил полномочия, что-то в этом роде.
– Недостаточный индекс? Я всегда знал, что наш начальник смены – осел, – хмыкнул Веригин. Бэкхема тем временем извлекали из шкафа. Под косыми взглядами американер торопливо одевался.
А потом к нему подошел свайг с продолговатой, похожей на портсигар штуковиной в руках и схватил за запястье. Коснулся портсигаром тыльной стороны ладони и жестом приказал вернуться к стене.
Бэкхем боязливо поглядел на собственную руку, словно там отрос, например, густой светящийся мех.
Но там оказалась всего лишь цифра. Семерка. Маленькая отчетливая семерка, а перед ней – незамысловатый, похожий на вытянутый треугольник знак. Вероятно, семерка же, но в начертании свайгов.
Следующим подняли оробевшего старичка, супруга дамы, которую недавно удалили. У этого индекс оказался еще ниже – двойка. Свайги с понятной даже людям досадой извлекли его из шкафа, проштамповали, и, недолго думая, поманили Суваева. К экранам на этот раз никого из людей звать не стали, но видно было, что теперь индекса хватило, потому что помимо светящихся строк на экране материализовалась какая-то сложная схема, и там что-то все время меняло цвет, что-то двигалось, что-то происходило.
Свайги оживились; беспрерывно совещались между собой и с кем-то посторонним, а потом торопливо стали готовить еще два шкафа. На этот раз внутрь лезть предстояло Мустяце и Зислису.
Было немного страшно – вблизи внутренность биоскафандра выглядела еще более похожей на выпотрошенную тушу, но отвращения Зислис по-прежнему не ощущал. А казалось – должен был.
Он сбросил одежду и погрузил в «штанины» сначала одну ногу, потом другую. Прикосновения он почти не ощутил – скафандр был ни холодным, ни теплым. Температура его явно равнялась температуре человеческого тела. Тридцать шесть и шесть по Цельсию.
А потом светлая щель сомкнулась, заросла, стало темно, и в кожу словно впились тысячи маленьких живых иголочек. И это было совсем не больно. На мгновение показалось, что накатывает нестерпимая жара, но это чувство сразу же прошло, а потом стало светло. Сразу.
И все понятно. Тоже сразу. Понятно, что Зислис сейчас был в состоянии совершить.
В данный момент он являлся частью сложнейшего механизма, который одним словом можно было охарактеризовать, как «суперкондиционер». Глобальная микроклиматическая установка корабля, заведующая попутно водоснабжением, канализацией, переработкой органических отходов. Зислис вклинился в управление ею; не всей установкой в целом, а субмодулем, ответственным за один из тысяч секторов. Таким модулем мог при необходимости управлять и один человек, но штатно полагалось три. Сейчас Зислис
