– А скажи мне, Леонид… Ты знаешь, как этот землерой стал капитаном?
Шадрин насторожился.
– Тебе-то что?
«Ага, – подумал Самохвалов, настораживаясь. – Похоже, наши братцы-бандиты тоже призадумались о капитанстве… Прав Гордяев. Все-таки прав…»
– Ну, – Гордяев нарочито небрежно зашвырнул в пасть ломтик синтезированной ветчины. – Капитаны – они разные бывают. Был бы свой – глядишь, и вахты бы почаще случались…
Шадрин поиграл желваками на скулах.
– Слушай, Горец, – процедил он с неудовольствием. – Не темни, а? Спрашивай напрямую. Думал ли я с ребятами о смене капитана? Да, думал. Что еще тебя интересует? И что я получу в обмен на информацию?
Гордяев заметно оживился:
– Вот это деловой разговор! А то все эти обнюхивания, ощупывания… Детство, е-мое.
Шадрин равнодушно поглядел на шефа директората. Белесыми глазами убийцы. Но Гордяев знал, что равнодушие это напускное. Если бы Шадрину было неинтересно, он бы просто ушел. Или вообще не приходил. А раз есть интерес – значит можно договориться. Всегда можно договориться, почти всегда.
Гордяеву была очень нужна поддержка транспортников.
– Скажи, мы на Волге плохо жили?
Шадрин не ответил. Тогда ответил Гордяев – сам себе:
– По-моему, нормально жили. Ладили. Не цапались. Все были довольны.
– А я и сейчас доволен, – пробурчал Шадрин и могучим глотком опустошил стакан. – Ну и?
И тогда Гордяев поднял забрало.
– Давай сменим капитана.
– Как?
– А как их обыкновенно меняют?
– Не знаю, – беспечно ответил Шадрин. – Еще ни одного не менял.
– А месяц назад? Вы погулять к рубкам ходили? – Гордяев криво улыбался.
– Погулять, йопрст! Славно погуляли, до сих пор вспоминать стыдно. На рога я больше не попру, Горец. Если ты хочешь сесть в капитанское кресло, устраивай это собственными руками.
– Но ведь не даром, а Шадрон?
– Подробнее.
– Неограниченный доступ к вахте. И контроль за твоим сектором на твое усмотрение. Я не буду вмешиваться.
– Сектором? – Шадрин приподнял бровь.
– Хорошо. Не одним. Сколько тебе нужно? Два? Три? Пять?
Несколько секунд Шадрин делал вид, что размышляет.
«В самом деле, – подумал Самохвалов, изо всех сил стараясь, чтобы ничего не отражалось на лице. – А что просить? Он ведь никогда не заключал подобных сделок.»
Стало даже интересно, как Шадрин выкрутится.
– Я подумаю, – пообещал тот туманно.
Гордяев скривился. Ему явно нужен был быстрый ответ. Только более полный.
– Но в принципе ты согласен?
Шадрин вежливо улыбнулся.
– Я же сказал – подумаю.
И встал. Торпеды его мигом подобрались.
Гордяев не стал спрашивать – как долго Леонид собирается думать. Он молчал минут пять, не меньше – шаги Шадрина давно стихли за дверью директорского офиса, Самохвалов перебрался с дивана в углу ближе к шефу, а Гордяев все молчал и молчал.
– Ну? – наконец осведомился Гордяев. – Что скажешь, мыслитель?
– Он согласится, – не задумываясь предрек Самохвалов. – Не знаю на каких условиях, но согласится. Но, шеф, имейте в виду: в ключевой момент вам нужно будет внимательно отследить, чтоб Шадрин не прыгнул в капитанское кресло сам.
Гордяев задумчиво покивал, глядя куда-то сквозь Самохвалова и сквозь дверь офиса. В пустоту за зеркалом мира.
– А скажи-ка… – он помедлил, и в конце концов сконцентрировал взгляд на Самохвалове. – У тебя есть какое-нибудь объяснение действиям капитана?
Самохвалов чуть заметно улыбнулся. Есть ли у него объяснение? Конечно, есть, он же мыслитель. Вот
