– «За что они так?»
– И Ваня те же слова… – вздохнула Варя. – Те же самые, слово в слово.
– Иван Иванович приехал? – спросила Грапа. – Обождите, обождите, Варвара Ивановна, Наденька в больнице вспоминала о нем. Рождество вспоминала…
И бросилась наверх, шагая через две ступеньки.
Варя ждала ее, нервно прохаживаясь. Зачем ждала, и сама не понимала, и прождала бы Бог весть сколько времени, но заглянул Евстафий Селиверстович:
– Младшие Олексины пожаловали, Варвара Ивановна.
Так он всегда называл семью капитана Николая. Следовало встретить, деликатно намекнуть Анне Михайловне, чтобы не говорила слишком громко и вообще… И Варя вышла к ним.
– Она призрака боится, – убежденно сказала Анна Михайловна, когда Варвара объяснила непонятное поведение больной.
– Чего боится?..
Варвара с трудом сдержалась: очередная глупость уже вылезла, причем на редкость не к месту. Господи, что эта гарнизонная дама еще ляпнет?..
– Фенички боится, понимаете? Она для нее здесь живет.
– Феничка умерла, – резко сказала Варя.
– Нет, Варвара Ивановна, – Анна Михайловна улыбнулась, как, вероятно, улыбалась своим девочкам. – Чтобы согласиться, что кто-то умер, надо его похоронить. Чувства наши так устроены, мне мамочка рассказывала.
Брат с сестрой переглянулись.
– А ведь и верно, Наденька Феничку мертвой не видела, – удивленно сказал Николай. – Ай да Аничка… А у Наденьки все чувства обострены особо. А мы – обормоты.
– Ее нельзя сейчас одну оставлять. С ней говорить нужно. Чтоб думам ее мешать.
Варя неожиданно шагнула к Анне Михайловне, обняла, поцеловала, впервые сказав просто и – по- родственному:
– Спасибо, Аничка.
– Что-то господин Вологодов сегодня не появился, – сказал вдруг, перебив негромкий общий разговор, Василий.
Он думал о чем-то своем. Но думал все время, почему иногда и произносил фразы, непонятные для окружающих.
– Служебные дела, – рассеянно пояснил Хомяков.
Варвара улыбнулась:
– Викентий Корнелиевич на редкость деликатный человек. Сегодня – день маминой памяти, день – для родных. Вот он и сослался на службу. Кстати, панихида – в двенадцать, пора одеваться. – Она встала, вздохнула неожиданно: – А Грапы все нет…
Потом поехали на панихиду, отстояли ее, поставили свечки от себя и от Наденьки. А когда выходили из храма, Варя вдруг вспомнила, что ни разу не подумала о маменьке во время всего богослужения. Вспомнила со стыдом и болью и даже прошептала про себя: «Прости меня, маменька, прости, но ты же все понимаешь…. «
Дома уже ожидал обед, но едва успели поднять поминальную, как в столовую бесшумно вошел Зализо. Нагнулся к Варе:
– Грапа спрашивает, когда велите прийти.
Варвара тотчас же поднялась из-за стола:
– Простите, господа.
Грапа ожидала в холле у лестницы, ведущей в комнаты Наденьки. Точно и сейчас охраняла ее.
– Заговорила она. Чуть-чуть, но заговорила.
– Господи!.. – Варя перекрестилась.
– Я ей про Рождество, про Ивана Ивановича. А она вдруг спрашивает: «Аверьян Леонидович приехал?» «Приехал», – говорю. А она: «Я сейчас – Маша с бомбой».
– Маша с бомбой?
– Так сказала.
– Почему же так сказала?
– Не знаю, Варвара. Ивановна. – Грапа удивленно пожала плечами. – Но в больнице и такого не было.
– Да?..
– То есть совсем без интересов. «Да – нет», вот и вся беседа. А тут – разговор целый! Потому вас и потревожила.
– И очень правильно сделала, спасибо тебе.
