– Убейте меня! Убейте меня, я – чудовище, я рожу кого-нибудь! Будет сплошной ужас. Я не могу ее рожать, я не хочу! Я не виновата. Я не сделала ничего плохого, ну как вы не понимаете, меня надо убить, будет столько страданий, господи, да поймите же меня!
Летом, пока живот был маленький, Су работала в кафе у моря.
Осенью, когда живот вырос, Су вернулась в домик на кладбище.
Наступил покой.
Никто не приходил к ней. Кладбище переполнилось, стали хоронить в другом месте. Ночью с корявой яблони гулко падали на землю яблоки, земля вздрагивала, и трескались старые прогнившие кресты на могилах.
Иногда по утрам Су обнаруживала на пороге корзинку с яйцами и кусками сала, завернутыми в цветную тряпочку. Тогда она смотрела вниз, на село, находила глазами двор плотника и кивала головой.
Сидя вечером перед свечой, Су пела песни, баюкая живот, ей было хорошо одной.
Им было хорошо вдвоем.
Но с первым снегом Су животным чутьем поняла, что оставаться одной нельзя. И вот однажды, в темную и холодную декабрьскую ночь...
Две коровы, десяток овец, кабанчик и множество кур заговорили по-своему, теплым пахучим дыханием сарая обволокли спрятавшуюся Су.
– Чегой-то скотина метушится, – сказала мать плотнику, – Говорю тебе, волки ходют, давно пора собаку завести. Сходи, что-ли? – то ли спросила, то ли приказала громко.
А плотник спал. Сдавленный крик метнулся в ночи и исчез как сон.
Да ты не слышишь, что-ли, – матери стало тревожно, она хотела зажечь свет, выключатель щелкнул в темноте, – А то крадет кто? Корову уведут! – она уже трясла его, керосинка высветила желтым мигающим светом большие длинные ступни.
Плотник зевнул и потянулся.
– Да ты куда в исподнем, дурак, оденься!
Плотник махнул рукой в морозном клубе пара из распахнутой двери.
Мать осталась в темноте, она слышала возню животных в сарае, ни шагов по двору, ни скрипа.
– Без телеги или машины не увезут, – бормотала она, успокаивая себя, – И куда только этот блаженный подевался, что он там застрял! – женщина, сдерживая дыхание проходила от окна к окну, осматривая пустой, залитый стеклянным светом луны двор. Наконец, она не выдержала и накинула платок.
Маленькое оконце сарая слабо светилось, мать плотника заглянула в оконце, став на цыпочки. Она увидела сына, он склонился над чем-то, потом протянул руку за охапкой соломы и стал вытирать кровь с рук.
Сначала женщина застыла, прикидывая, не могла ли корова или овца отелиться так рано, потом вбежала в сарай. Ноги у нее подкосились.
Она увидела маленькую женщину-девочку с раздвинутыми окровавленными ногами, а возле нее на соломе только что родившегося ребенка.
Плотник быстро прошел мимо матери, вбежал в дом и тут же выбежал. Глаза его светились безумным огнем, мать стала мелко и часто креститься и вдруг, оглянувшись, увидела, что сын ее бежит к сараю с ножом в руке.
– Спаси тебя господь.. – она загородила своим телом дверь в сарай, – Что это ты, сынок, куда это ты?
Плотник глянул на нее, не узнавая, потом взгляд его прояснился. Тихо пискнул ребенок.
– Пу.. пуповина, – сказал он и улыбнулся во весь рот.
Су открыла глаза и увидела большую коровью морду. Корова шумно втягивала воздух, словно нюхала ее. Су повернула голову набок и увидела сбившихся в кучку перепуганных овец. Рядом с ней сидела старая женщина и бормотала, как ненормальная:
– Что же так в сарае, не по-людски? Что мы, не люди, что ли? Постучаться в дверь надо было, ночь на дворе! Сын у меня, хороший мальчик. Только немой. Был… Все смотрел на тебя. Корова отелится скоро, недели через три. Выкормим. Ты на кладбище жила? Со стариком? Что мы, не люди? Вот так, в сарае…
Су зажмурилась, стараясь опять не потерять сознание, она боялась пошевелиться. А когда открыла глаза, над ней склонилось лицо плотника, длинные белые волосы висели космами, он улыбался и показывал завернутого в простыню ребенка. Крошечные пальчики скомкали белую ткань. Су смотрела на зубы плотника, ровные, большие и белые, с дыркой между передними.
– Мы-ы-ы.. Мальчик у нас! – сказал он и осторожным ласковым движением прижал к себе ребенка.
