лицо.
Женщина распахнула глаза и уставилась на него расширенными зрачками в зеленых озерцах.
– Бутылки такие раньше были, – заметил Филимон, ткнув перед собой указательным пальцем. – Из зеленого стекла. Это ведь линзы?
Женщина кивнула. Медленно, многозначительно.
– А волосы? Ты ведь брюнетка. Угадал?
Медея сняла парик.
– Ох, ё!.. – вскрикнул Вольдемар и выронил левую часть тела Шурупа. Шуруп провис, Абакар не стал его устанавливать, опустил на сумки.
– Мне нравится, – серьезно кивнул Филимон, изучив форму женского черепа. – Я думал – что у тебя с лицом не так? Теперь понял – бровей нет. Лицо, которое потрясно выглядит без волос и без бровей, многого стоит. Куда летишь?
– В Марракеш, – честно ответила Медея.
– Скоро?
Медея посмотрела на лежащий перед ней на стойке телефон.
– Через тридцать три минуты закончится посадка.
– Пошли, погуляем? – Филимон кивнул на окно. Поскольку женщина никак не отреагировала, он покопался во внутреннем кармане легкой куртки и достал коробочку. Открыл ее. Огромный бриллиант в платиновой оправе. От малейшего движения камень ловил в себя свет и тут же разбрызгивал его фейерверком.
Медея посмотрела на кольцо, потом – на людей вокруг, потом – сквозь стекло на крошечные самолетики внизу, подалась к мужчине и тихо спросила:
– Ты что, идиот?
– Это «да» или «нет»? – уточнил Виктор Филимонович Лушко, которого близкие друзья называли Филимоныч, а чаще – Филимон.
– В каком смысле? – Медея с удивлением обнаружила, что нервничает.
– Ты можешь не спешить с ответом, подумай. Я мужик надежный. Бриллиант этот совершенно законный – у меня есть сертификат.
– Чего у тебя есть? – не верила ушам Медея.
– Сертификат. Я его купил на аукционе. Это якутский алмаз. Видишь, он достаточно большой, и у него есть имя. Витязь. Где ты остановишься в Марракеше?
– Ты так хорошо знаешь Марракеш?
– Не очень хорошо. Но я тебя найду.
– Ты меня найдешь в Марракеше? – не скрыла удивления Медея. Она могла поклясться, что никакой разведке мира не удалось бы собрать эту совершенно естественную четверку придурков и подставить ее, Медею, под подобную слежку, а уж какому-то полковнику Кнуру – подавно!..
– Я тебя в любом месте найду, если ты возьмешь это кольцо. Примерь.
Невозмутимость и уверенность здоровяка уже не ошеломляли – скорей нервировали ее. Пора сматываться, а то, чего доброго, процесс обручения состоится немедленно.
– Мне пора. – Медея расплела ноги и встала.
– Можно я кое-что измерю? – Филимон присел и выжидающе посмотрел на нее снизу. – Я аккуратно.
И на полсекунды обхватил ее левую лодыжку пальцами. Выпрямился и уважительно хмыкнул.
– Это рекорд. Возьми кольцо. Оно очень дорогое. Если передумаешь, обратно не потребую. Останется на память о докучливом мужике, который измерил твою щиколотку.
Медея разозлилась. До окончания посадки десять минут. Если это наглая слежка полковника Кнура!.. А если – нет?
– Давай свое кольцо.
На безымянный палец оно было чуть велико. На средний, которым она напоминала Кнуру о последнем своем задании в ранге секретного агента – маловато, но терпимо.
– Спасибо, – от души, прижав ладонь к груди, поблагодарил ее Виктор Филимонович.
– Ну что? – спросил Абакар.
– Нашел, – коротко ответил Филимон, глядя вслед женщине.
Она шла – высокая, невероятная, как инопланетянка, помахивая париком в левой руке. Не было ни одного человека, который бы не обернулся.
– Что, вот так просто? Столько лет искал, искал, а тут – нашел? – Абакар нервничал, он с первого взгляда испугался этой женщины.
– Помнишь, мы с тобой охотились на Балканах. Ты подстрелил дикую козу.
– Я подстрелил заблудившуюся овцу! – возразил Абакар.
– Это в другой раз. Это когда мы выехали на землетрясение. А тогда – козу. Красивая была коза. Такая… настоящая, понимаешь?
– Не понимаю. Настоящая коза. А какие еще козы бывают? Искусственные, что ли?
– Ее ножки лежали на траве, и я почему-то подумал тогда о женщине.
– Это нормально, – внедрился в беседу Вольдемар. – У них там пастухи, когда захотят женщину, всегда смотрят на козу. Ненормально, что ты бабу клеишь, обмеривая ее щиколотку.
– Учись! – хлопнул его по спине Абакар. – А то – «мадамаузель»!
– Нет, ты прикинь, – развеселился и Вольдемар, – как она парик так – ширк! – и стянула. Поговорили бы подольше – и линзы вынула бы.
Повозившись на сумках, в разговоре решил поучаствовать и Шуруп:
– А еще вставную челюсть, потом – протез с изящной щиколоткой… Филимон, ты что, лысых баб любишь?
В самолете Вольдемар взял полистать яркие журнальчики и…
– Отстань, – отмахнулся Филимон, не открывая глаз. – Спи уже наконец. Или прими еще грамм шестьсот, как Шуруп.
– Нет, ты глянь, кому сунул свой маячок!
Фотографию Медеи рассматривали втроем. Шуруп предупредил, что в самолет его смогут затащить только бездыханным, именно таким, почти без признаков жизни, он сейчас лежал в кресле напротив.
– А камушков, камушков на ней! – прошептал Абакар. – А ты со своим перстнем…
– Во-первых, камушки не ее, – по-деловому подошел к этому вопросу Вольдемар, – она их только на показ надевает, а во-вторых, приманка сработала. Я говорил – любая баба возьмет это кольцо? Выбирай самую лучшую – возьмет. Говорил?
– Думай о деле, – посоветовал Виктор Лушко, вырывая страницу из журнала, а сам журнал забросил в стойку на колесиках.
Вольдемар заметил, что нужно было вырвать и следующую – там ее параметры.
– Чего? – не понял Абакар.
– Размеры, рост, объемы всякие.
– Там есть объем ее щиколотки? – уточнил Виктор Лушко.
– Не думаю… – засомневался Вольдемар.
– Думай о деле! – повысил голос начальник.
– Да какое дело? Забрать Кузю в аэропорту и сесть на ближайший самолет обратно! Смешно даже.
– Ничего смешного, – вздохнул Абакар. – Если Горгона сказала, что Кузя – покойник, значит, ему не жить.
– Я с Кузей в один самолет не сяду, – отреагировал вдруг очнувшийся Шуруп.
– Налейте нашему другу еще водки! – потребовал Вольдемар у стюардессы.
Шуруп, выглянув в иллюминатор, от водки отказался и потребовал спасательный жилет.
– Я слышу – он там! Я слышу, как он шуршит камушками и пожирает падаль! А потом катает кости туда- сюда, пока они совсем не очистятся! – выдал Шуруп на прекрасном английском с исступлением драматического актера.
– Кто? – опешила стюардесса.
