сеть Интернет и дело номер… о государственной разработке по выпуску и внедрению в экономику России фальшивых долларов, в связи с безвыходной ситуацией по обмену информацией, в связи с отказом в пользовании секретными кодами связи прошу назначить мне куратора. Учитывая то, что в указанных мною делах участие принимали сотрудники Службы или офицеры внутренних дел, прошу назначить куратором директора Отдела внутренних расследований Службы».
Зоя так сильно задержала дыхание, что почувствовала головокружение. Она на ощупь нашла на столе телефон, перевела дух и набрала номер.
– Аркаша, это я, – Зоя узнала мужа по голосу. – Скажи мне, где можно посмотреть, сколько раз сотрудники Службы обращались в ОВР с просьбой завести дело?
– В Отдел внутренних расследований? – удивился Аркадий. – Надеюсь, это не тебя посетила такая идиотская мысль – туда обратиться? Открой файл «Служба», там перечислены все отделы, нажми последний – «Архив».
– Спасибо.
– Подожди, это не все. В «Архиве» есть коридор, иди в «показательные», набери свой код и имей в виду, что это самый закрытый по информации отдел, во всяком случае, у них ни один спрятанный свидетель не пострадал: утечки – ноль. Скажешь, что произошло?
– Потом. Приезжай, поговорим.
Зоя набрала свой код и очень удивилась, когда ей предложили приложить к очерченному на экране окошку указательный и средний пальцы и подержать их четыре секунды. Такие меры предосторожности применялись в Службе редко. На выскочившей табличке было написано: «Идентификация отпечатков пальцев майора ФСБ Федан З.Л. произведена. Вы можете воспользоваться информацией по отработкам Отдела внутренних расследований».
Листая одну за другой папки на экране – она начала с девяносто первого, – потом просто открывая информационные блоки, Зоя впала в невыразимую грусть и бешенство одновременно. Она обнаружила, что почти за десять лет существования в Службе Отдела внутренних расследований отделом заведено и раскрыто более ста двадцати дел. И был только один случай, когда в этот отдел обратился с заявлением о заведении дела на своих коллег офицер ФСБ. Этим офицером была Курганова Е.Н. Ее заявление, составленное здесь, у Зои, не более сорока минут назад, поступило в отдел ВР, было зарегистрировано, принято к работе, назначено срочным по коду и тут же направлено в реестр исполнения.
К пропускнику специзолятора ФСБ темно-синий фургон с желтой надписью «Санитарная служба» подкатил уже в сумерках. Дремавший в своей машине Хрустов потянулся и внимательно разглядел женщину, которой помогали выйти из фургона. Женщину шатало, она потерянно оглядывалась по сторонам. И только когда фургон уехал и женщина вдруг знакомым движением вздернула голову вверх и поправила рукой волосы, Хрустов уронил сердце на колени.
Вера подошла, наклонилась к окну машины, неуверенно еще раз осмотрелась и улыбнулась потрескавшимися губами. Хрустов очнулся, выбежал из машины и набросил на женщину свою куртку. Вера стояла на мокром снегу в домашних туфлях и оглядывалась. На ней была юбка и вязаная кофта.
– Садись же в машину, простудишься, – не выдержал он выражения покорного ожидания на ее бледном лице.
– Сейчас выстрелят, да? Или это ты меня убьешь в другом месте? Бесшумно?
– Почему я должен тебя убивать, садись, никто не выстрелит, – Хрустов почти насильно затолкал женщину на переднее сиденье и привычно осмотрел здание за воротами и прилежащую улицу. А что, если она права, если сейчас их накроют короткими очередями?
– Тебя что, выдернули из дома в таком виде? – спросил он, усевшись за руль и нажимая блокировки дверей.
– Я выносила мусор, – безжизненно проговорила Вера. – Я ждала этого момента очень долго, еще пять лет назад ждала, по инерции, ничего не происходило, а я всегда выносила мусор в верхней одежде, из дома уходила с паспортом. А потом перестала ждать.
Хрустов вгляделся в ее лицо. Банальности, которые говорят мужчины своим женщинам после долгой разлуки, были абсолютно излишни. Вера действительно не изменилась, как будто эти годы провела, потерявшись в вакууме сна и остановив время. Он захотел прикоснуться к ней, Вера отвела его руку, тогда он захватил ее ладонь и поцеловал, вдохнув слабый запах хлорки. Вера скинула мокрые туфли, развернулась и положила ему на колени замерзшие ступни.
– Ты не будешь меня убивать? – спросила она равнодушно. – Значит, машина взлетит в воздух, как только ты повернешь ключ.
– Почему?
– Если ты не собираешься меня убивать, значит, нас убьют обоих. Я слышала разговор людей, которые меня везли сюда, они говорили о побеге.
– Это не важно. Это просто означает, что Корневичу проще таким образом тебя отпустить, это просто означает, что и он не всесилен.
– Бедняга Корневич, – на Хрустова посмотрели усталые глаза с расширенными зрачками, – вечный странник. А где ты прячешь Су?
– Нигде. Я не знаю, где она. Я приехал за тобой.
– Поздно, Хрустов. Какая все-таки обидная вещь – жизнь. Всегда что-то оказывается поздно. Посмотри на мою руку, – Вера подняла ладонь с растопыренными пальцами.
– Очень красивая рука.
– Это рука, с которой осыпались все кольца. Все мои кольца, мое серебро и камни. Представь, я прихожу утром умываться, а с руки в раковину сыплются кольца. Звеня-а-ат. Ты слышишь, как тонко они звенят? Уже поздно носить кольца. Больше – никогда.
У Хрустова холодком по спине крадется страх.
– Не смотри так, я не сошла с ума. Я хочу побыстрей раздеться перед тобой, чтобы ты понял, как мало у нас времени, – Вера вдруг пинает его ногой и кричит: – Долго ты будешь сидеть как истукан?! Быстро расстегивай свою рубашку!
– У меня нет рубашки, – шепчет ничего не понимающий Хрустов, – свитер…
– Жаль, – Вера закрывает глаза и кладет голову на спинку сиденья. – Заводи мотор, Хрустов, кольца звенят, у нас мало времени!
– Куда поедем? – спрашивает Хрустов, влившись в поток машин на дороге.
– А где ты обычно проводишь время с женщиной?
Хрустов резко тормозит и перестраивается в другой ряд для поворота. Вера удивленно оглядывается, когда он выводит ее из машины возле огромного магазина. Подхватив женщину на руки, Хрустов заносит ее в магазин, показывает одежду и обувь, Вера смеется, когда он, стоя на коленях, примеряет на ее холодные ступни туфли, но в отделе ювелирных украшений она становится грустной.
– Руку! – повышает голос Хрустов, когда она на его просьбу примерить кольца прячет руки за спиной. – Это тебе серебро…. подожди, велико, сейчас другое примерим, это золотое – обручальное, его надо на правую руку, давай правую. Отлично! В самый раз, а ты говорила!
На тонкие мизинцы, один вид которых приводил Хрустова в умиление и робость, колец не нашлось. Три продавщицы переворошили все свои коробки и коробочки, но нашли серебро с сапфирами и просто серебро на шесть пальцев. От укола, который Вере сделали в машине «Санитарной службы», ее качало и подташнивало, плыли, размазываясь плавленым золотом, яркие огни витрин на улице. Она стояла в завихрении легких снежинок, ждала машину и прижимала к груди рубашку, которую выбрала Хрустову. В номере гостиницы Вера первым делом аккуратно и не спеша развернула эту рубашку, сложив булавки горкой на шелковом покрывале огромной кровати. Потом она надела рубашку на голого и мокрого после душа Хрустова, сама застегнула сверху вниз все пуговицы, грея его грудь короткими быстрыми выдохами, пока он ловил глазами каждое движение ее губ и ресниц. Потом потребовала, чтобы Хрустов расстегнул рубашку.
– Тебе сюда нельзя, детка, – сказала Маруся Лебеда Сусанне Ли, когда в освещенный прямоугольник открытой ею двери ворвался вихрем разорванный шлейф зимы – снежинки. Сусанна стояла на деревянном порожке, притопывая, Илия потянул ее за руку вниз и улыбнулся Мусе.
– Ты видишь? – сказал он с придыханием восторга. – Видишь, какая она!
