минуты пятьдесят секунд в среднем – бои без правил, десять-двенадцать минут исступленное торжество победителя, двадцать—двадцать пять минут оцепенение сна или провал в бессознание, потом – вода, нежные прикосновения, дыхание восстановлено, все сначала. После того как у нее пошла из носа кровь, Ева поинтересовалась, где бы попить. Волков сказал, что на втором этаже есть бар и сауна, надо только взять у охранника ключи. За ключами он пошел голый.
В баре была микроволновка, Ева включила музыку. Она сидела, закутавшись в простыню, пила мартини и слушала замечания Волкова. Краткий курс молодого борца. Волков считал, что реакция у нее ничего себе, но она выезжает только на выносливости. Он сказал, что еще надо посмотреть, как будет она уходить от нападающего через пятнадцать-двадцать часов. И Ева уловила себя на том, что вдруг покраснела, когда он оговорил время.
– Почему ты не поддашься? – Она увернулась от протянутой ладони, когда Волков захотел тронуть полыхнувшие скулы, ее испугала нежность, увлажнившая его прячущиеся зрачки.
– И ты сделаешь со мной, что захочешь? Нет, спасибо.
– Да почему?!
– Ты же пришла меня убить, так? Но не будем о грустном. Я включил сауну. Через три-четыре часа можно будет отдохнуть. А теперь пошли. Я тебе покажу обманные захваты. Пошли, пока у меня ничего не стоит.
Ева вздыхает и натягивает промокшую от пота рубаху и белые широкие штаны, подпоясывается. Трехминутки они проводят одетыми.
– Не злись! – кричит Ева, закрывая голову руками, и на застывшее лицо Волкова возвращается осознание. – Пусть будет две пятьдесят девять! Черт с тобой! Это ты меня убьешь.
В огромных окнах светлеет. Шесть сорок утра. Волков устал. Они идут в сауну второй раз. Час назад Ева висела на шведской лестнице, привязанная веревками. На запястьях кровоподтеки.
– Я не могу тобой напиться, – говорит Волков, растянувшись на верхней полке. – Я подумал, когда мы сюда пришли, что сделаю все, чтобы меня через пару часов тошнило от тебя. Не могу. Наверное, придется отработать по разу за все ночи до одной, что тебя со мной не было.
– С какого времени начнем отсчет? – интересуется Ева, прикидывая, как сообщить на работу, что она на неделю заболела.
– С того дня, как я тебя увидел.
– А те дни, что мы с Николаевым таскали тебя в морг смотреть убитых китайцев, наверное, надо вычесть? И эту мою аферу с побегом Слоника из тюрьмы. Я тебя подставила. Не менее двух недель – долой. Будет честно, если ночи с женой тоже вычтем. Остается всего ничего. За неделю управимся.
– Ты его задушила веревкой в прачечной, – еле ворочает языком Волков. – Ты вывезла его мертвым. Я сообщил о тебе бандиту, который должен был устроить Слонику побег. Тебя поймали. Все думал: виноват, не виноват?
– Давай не будем о делах.
– Будем. Все, что я сделал потом, я сделал из-за тебя.
– У тебя охрана, шофер, своя квартира и, можно сказать, свой спортзал. Значит, ты воплотил в жизнь мечту о внедрении в систему. Поздравляю.
– Нет. К черту внедрение. Я создал свою систему. Потому что цель была такая: показать тебе кукиш. Чувствую себя идиотом. Первый раз за последние годы. А ведь я создал такую криминальную систему, с которой ты никогда не справишься.
– Поздравляю, – цедит сквозь зубы Ева.
Полчаса молчания в горячем воздухе. Пора выходить, но сдвинуться с места невозможно.
– Скажи мне, – просит Волков. – Ну скажи!
– Что?
– Скажи мне!!
– Ладно. У тебя-а-а, – задумывается Ева, – красивый член.
– Стерва.
– Я думала, тебе интересно, – пожимает Ева плечами и прячет улыбку.
…К девяти часам утра Муха решил действовать. Его дежурство заканчивалось, никому в этот день в Москве и прилежащих территориях не понадобился снайпер, никто не угнал самолет, не устроил ограбление банка с захватом заложников. И Муха отправился в Интернет. К его удивлению, народ, который должен был выстраиваться в очередь за обещанными миллионами, безмолвствовал. То ли все решили, что это хохма: не президент, не посол США, а какой-то там никому не известный директор похоронного бюро… Муха позвонил Волку. Ничего. Телефон не отвечает. Жену Волков велел не беспокоить ни при каких обстоятельствах, звонить ему было можно только на личный, сотовый, поэтому Муха после третьей неудачной попытки набрал номер диспетчера, что ему разрешено было делать только в чрезвычайных ситуациях. Это не помогло. Диспетчер, обеспокоенный отсутствием хозяина и проблемой с некоторыми счетами некоторых необязательных банков, нервничал и грубил. Муха вдруг понял, что Волков может просто прятаться, прочитав заказ на себя! Он позвонил Декану с улицы из машины и предложил совместно кое-что обмозговать.
Декан назначил встречу в парке. Муха опоздал почти на сорок минут, кляня себя безбожно. А что поделать, жена, теща и начавшая вдруг рожать собака, которой нужно было привезти ветеринара! Он позвонил, что опаздывает.
Муха только недавно начал нащупывать у себя животик, хотя не пропускал ни одного занятия в тренировочном центре. Ему было двадцать восемь. Цыганские кудри и черные насмешливые глаза, красиво очерченный рот, рост, руки, ноги, все – как напоказ. Читать Муха не любил, но телевизором гипнотизировался до полной отключки. Боевики его раздражали неправильными расстановками на местности участников активных действий, непременным участием в перестрелке грудастых женщин с распущенными по ветру волосами и обязательными взрывами всех машин, в которые хоть раз попала пуля. Новости смотрел изредка, а вот рекламные ролики, клипы и психологические драмы обожал.
В парке, остановившись у оговоренной скамейки, Муха оценил ситуацию за три секунды. Трогать у Декана пульс было бессмысленно: дырка во лбу и открытые глаза, засосавшие ровно столько неба, сколько тот успел за последний вздох. Поэтому Муха присел, огляделся, стянул перчатку и потрогал руку Декана. Рука была холодной. Муха выпрямился и присел рядом с Деканом: стреляли давно, тот, кто убил, уже ушел, если бы Муха пришел вовремя, если бы не роды собаки, он бы застал этого человека. Или… Этот человек застал бы его. Прощаясь с Деканом, подумал, что всегда считал его умнее себя, осторожней, опытней. Он смотрел на гуляющих по ту сторону пруда медлительных мамаш с колясками, на уток, плещущихся в вырубленной моржами проруби, и меньше всего его занимало, кто и зачем убил Декана.
Но к вечеру, спрятавшись в гараже в любимых запахах масел и резины, он вдруг подумал, что Декана убили, когда тот ждал его. Никогда не отличавшийся решительностью в семейных спорах, Муха собрал свою семью и приказным тоном велел собирать вещи. У него дела, при которых присутствие в городе семьи может повлиять только отрицательно. Пару недель, не больше, потом все образуется, и он обещает большой-большой сюрприз.
Сюрпризом не купились даже дети: в том городке, где жила его тетка, не было бассейна, ледового катка и «Макдоналдса». Кричала теща, кричала жена, ощенившаяся благополучно собака ходила кругами, пачкая пол красной сукровицей, на кухне сбежало молоко, громко орал телевизор. Муха взял пепельницу и запустил в экран. В постепенно расходящемся по комнате чаду его онемевшая семья проступила неподвижными фигурами из детской игры «море волнуется раз…». Муха поинтересовался, что имела в виду теща, когда говорила о множестве вещей? Что это за множество такое? – Он снял со стены казацкую саблю. Оказалось, что и вещей-то собирать всего ничего. И даже собаку с пиявкообразными тушками просохших щенков загрузили в корзину, и всем хватило места.
Через сутки Муха понял, что на него идет охота.
Где-то к одиннадцати утра по молчаливому уговору решено было прекратить трехминутные сеансы проверки боевых качеств и реакции и увеличить время отдыха. Собственно, ни качеств этих, ни реакции уже не было в помине. К четырем часам дня два голых тела, раскинувшие в полубессознательном состоянии руки и ноги в стороны, казались живыми крестами на темной поверхности матов, именно такими их и вбирали в себя глазки видеокамер под высоким потолком.
