У кожевника умер родственник. Истолковать это знамение можно было только одним образом: он, Вениамин, виноват в этой смерти. Он давно желал чего-нибудь, что заставило бы хозяев уехать из дому.
Ведь орудие кожевника было спрятано где-то в спальне.
Вениамин был не в силах испытывать угрызения совести, когда фру Андреа, с каменным лицом, сказала ему, что они с мужем уезжают на похороны. Их не будет четыре дня. Его будут кормить как обычно. Кухарка будет приходить каждый день.
Он сидел в своей комнате над латинскими склонениями и ждал, когда наступит вечер. Шаркая ногами в толстых шерстяных носках, пришла кухарка и сказала, что уходит на молитвенное собрание. Ужин ему оставлен в столовой, под салфеткой.
Вениамин не мог удержаться и улыбнулся ей. Этого делать не следовало. Кухарка подозрительно взглянула на него.
— Только не забудьте запереть входную дверь! — сказала она.
Он быстро снова сделал серьезное лицо.
Как только он услыхал, что кухарка заперла за собой дверь, латинские склонения и спряжения перестали существовать. Он подбежал к окну в коридоре, чтобы убедиться, что она действительно идет по улице, крепко прижав к груди потертый ридикюль.
Он снова был на сеновале. Внизу лежало сено. Оставалось только прыгнуть. Он знал это чувство. Томление. Возбуждение. Любопытство. Хватит ли у него смелости справиться с тем, что он задумал?
А если дверь спальни заперта? Если они засунули листик бумаги между ящиками комода, чтобы разоблачить его? А то и еще хуже: она не уехала! Лежит в кровати и ждет его! Ведь он не видел, как они уходили из дому. Может, они просто решили заманить его в спальню? И там схватить?
Вениамин несколько раз прошелся по комнате. Следовало принять какое-то решение. И он его принял! Он выскользнул в коридор и подошел к их двери. Ему казалось, что его кровь через уши водопадом хлынула на пол.
Он осторожно положил руку на медную ручку и нажал. Ручка поддалась, не издав ни звука. Так же беззвучно открылась внутрь и сама дверь. Неужели это ловушка? Почему дверь оказалась незапертой? Ведь они всегда запирали ее.
Вениамин ступил на порог спальни. Стены словно раздвинулись. Холодный синий свет проникал в окно и падал на постельное покрывало.
Ее в кровати не было!
Он вошел в спальню и закрыл за собой дверь. Дом прислушивался к его шагам. Спальня кожевника пахла совсем не так, как спальня Дины. Аромат лета и свежего сена никогда не проникал сюда.
Кровать была кораблем-призраком. Высокая. Темная. Над комодом, немного наклоненное к полу, висело большое зеркало. Вениамин вздрогнул, увидев в нем свое отражение — расплывчатые очертания фигуры, слишком длинные рукава рубашки, белое как мел лицо. Большие темные глаза. Он хотел убежать. Но что-то неведомое оказалось сильнее его. Он остался.
В голове грохотал горный обвал. Он вспомнил, что забыл послушать, вернулась ли домой кухарка. Вдруг она что-нибудь забыла?
Вениамин выбежал в коридор и замер на площадке лестницы. Нет, никого. Все тихо. Ни из комнат, ни из кухни не доносилось ни звука. Не скрипнула ни одна дверь. Он снова вернулся в спальню и, глубоко вздохнув, открыл ближайшую тумбочку. Там стоял ночной горшок с крышкой.
Вениамин выдвинул небольшой ящик и увидел ларчик, обитый внутри желтым шелком, в нем — аккуратная стопка вышитых носовых платков. В другом ларчике лежали кольца и булавки. Это была ее тумбочка! В длинной плоской картонной коробке хранилось незаконченное рукоделие — вышитая крестом девочка с ягненком. В ягненке торчало несколько иголок. Шерсть для вышивания была сложена аккуратными моточками. Красная, желтая, синяя, оранжевая и черная. Внизу лежала пачка писем, перевязанная шелковой лентой. Бог с ними, пусть лежат!
Тумбочка кожевника, конечно, была заперта! Вениамин заранее знал, что так будет. Тем не менее это привело его в ярость. Он изо всех сил дергал и крутил ручку. Но дверца не открывалась. Ноги отказывались держать Вениамина, однако сесть на кровать он не осмелился. В ногах кровати стояла скамеечка. Он сел на нее. В горле першило. Он снова увидел в зеркале свое отражение. Волосы дыбом. Лицо безумца. А ведь он добровольно поддался этому безумию!
Его вдруг охватило неудержимое желание. Он начал сдирать с себя одежду. Сейчас ему не мог помочь никто, кроме него самого!
Он все-таки попался в ее ловушку! Иначе и быть не могло. Наконец наступило освобождение/и он упал ничком.
Кажется, стукнула входная дверь?
Можно ли задохнуться от ударов собственного сердца? Он через силу встал. Надел брюки. Вернулся в свою комнату. Но все равно теперь он был у нее в руках.
Без сил он рухнул на кровать и заснул.
Днем, в гимназии, Вениамин думал только о том, как ему открыть запертую тумбочку. Дома, когда он в одиночестве ел копченую селедку с картошкой, к нему вернулась смелость.
Домашние уроки он кое-как приготовил. Но слова не задерживались у него в памяти. Наконец наступил вечер.
Сперва Вениамин убедился, что в доме никого нет, кроме него. Потом спустился в подвал и нашел там отвертку, шило и молоток. Где бы он в доме ни находился, его преследовал запах хозяйской спальни. Ему было еще страшнее, чем накануне. Он положил на комод отвертку, шило и молоток и осторожно погладил кровать. Неужели она еще теплая? Нет. Потом приподнял покрывало и заглянул под кровать. Чернота!
Перед бронзовой ручкой тумбочки мужество на мгновение покинуло Вениамина. Он глубоко вздохнул и решил для начала воспользоваться шилом. Это ничего не дало. Замок оказался более сложным, чем он думал. Отвертка была слишком велика, а о молотке нечего было и думать.
И вдруг его осенило!
Он быстро вскочил и отодвинул тумбочку от стены. Так и есть. На задней стенке деревянные планки были прибиты гвоздями. Вениамин повернул тумбочку так, чтобы ему было легче работать.
Но гвозди не поддавались без клещей. Они сидели слишком крепко. Ему удалось вытащить их настолько, что шляпка поднялась над доской, но дальше дело не шло.
Кажется, в подвале были и клещи? Он взял лампу и снова спустился вниз. Лампа чадила, потому что он криво держал ее. В темных углах что-то скрипело.
Неужели там кто-то ходит? Спотыкаясь, Вениамин поднялся по узкой лесенке и прислушался. Нет. Все тихо.
Клещи он не нашел, но вспомнил, что в кухне на стене висят щипцы для сахара. Может, они сгодятся? Он сбегал за ними.
«Я стал как они, как кожевник и фру Андреа», — думал Вениамин. Голова его была окутана красным туманом, который расползался по. всему телу. Непонятная сила этого тумана вытеснила из Вениамина весь воздух и заполнила его жгучим ожиданием.
Наконец одна дощечка сдвинулась в сторону, и он смог засунуть руку в тумбочку. Внутри было две полки. На нижней лежали какие-то бумаги и книги, похожие на бухгалтерские. На верхней — скомканная клетчатая ткань. Вениамин вытащил ткань, в ней было что-то завернуто.
Он развернул ткань.
Орудие кожевника упало на пол.
Сперва Вениамин, не двигаясь, смотрел на него. Потом осторожно поднял. Кожевник уехал на похороны без своего орудия!
Оно было сшито из мягкой светлой кожи. Длиной с ладонь, даже длиннее. На одном конце была круглая головка, на другом — что-то вроде большой мошонки.
Стоя на коленях, Вениамин держал этот предмет в руке. Шесть кожаных полосок были сшиты друг с другом мелкими стежками коричневой шелковой нитью.
Кончики пальцев нащупали почти незаметный шов. Очевидно, этот самодельный фаллос был набит опилками.
