1929
9
В гостиной дома Фейрхевенов в Блумсбери висел портрет Пикси Фейрхевен, и Фрэнки привыкла на него смотреть, забегая на чай или в тех редких случаях, когда ее равновесия ради приглашали на ужин. По сигналу Урбана Кара поднималась из-за стола.
— Мало того, что курить нельзя, тебя еще и до портвейна не допускают! — горестно вздыхала Оливия. —
На этом дамы удалялись в гостиную, где над кленовым шифоньером висел портрет.
Кара Фейрхевен обожала прилюдно восторгаться красотой Пикси, которую удачно изобразил молодой, пока неизвестный художник, очаровательный, современный, оригинальный, но сейчас за границей. Фрэнки почти забыла боль, которую испытала, впервые увидев портрет, и, встретив ту девушку на Фицрой- стрит, поначалу только удивилась и обрадовалась.
Девушка стояла у двери в студию и смотрела на фасад. Ярко-рыжие волосы убраны под шапочку с крестом. Майкл не говорил, что она медсестра.
— Здравствуйте! — сказала Фрэнки. — Вы ищете Майкла?
— Да, да! Не знаете, он здесь? По-моему, его нет.
Она была красивее, чем на портрете Пикси Фэйрхевен, — Фрэнки так и думала. Простая красота, которую так часто не замечают, — темные брови, ясные серые глаза, а этой коже никогда не понадобятся ни пудра, ни румяна. Такая юная.
У Фрэнки внезапно засосало под ложечкой. Мысли понеслись бешеным галопом, но она растянула губы в доброжелательной улыбке.
— Я миссис Брайон, его подруга. Не так давно, кажется, в июне, я видела Майкла в Амстердаме. Потом мы с ним ездили во Флоренцию. У него все очень хорошо. Передать ему от вас привет при следующей встрече?
Девушка отвела взгляд. Она все поняла.
— Спасибо, вы очень добры. — Она явно пыталась совладать с наплывом чувств. — Было очень приятно с вами познакомиться, миссис Брайон. Когда увидите Майкла, пожалуйста, передайте ему привет от Элизабет Оливер. — Девушка теребила складки форменной накидки. — Вряд ли он меня помнит. Я подруга его сестры.
— Наверняка помнит, — возразила Франческа.
Неизвестно, расслышала ли Элизабет последнюю фразу, которой Фрэнки надеялась разбавить свою ложь. Она не видела Майкла уже четырнадцать месяцев, с тех пор как он уехал. Открытка из Амстердама, открытка из Флоренции — вот и все весточки от него. Застыдившись своей ревности, Фрэнки отступила на шаг, словно разговор уже закончился.
Элизабет не уходила — потупилась, снова поглядела на фасад.
— Наверное, быть медсестрой очень трудно и утомительно. — Фрэнки плохо понимала, что говорит, но попрощаться и уйти не могла.
— Ну, медсестрой я стану, когда исполнится двадцать один, зато сейчас могу быть санитаркой и учиться. Я и учусь, меня направили в детское инфекционное отделение. Мне нравится. Работа не в тягость. — Элизабет говорила вежливо, но думала о чем-то другом. Наверняка уже говорила об этом подругам матери или теткам. Под глазами у нее залегли круги.
Они обе так и стояли рядом на тротуаре. Фрэнки пыталась найти способ исправить ошибку.
— Давайте вместе пообедаем! — предложила она, чувствуя, как фальшиво звучит ее бодрый голос. — Неподалеку чудесный ресторанчик. Я угощаю. — Приглашение получилось нелепым. Она обидела девушку, и вину уже не загладить.
— Вы очень любезны, миссис Брайон, но мне пора обратно в больницу. На дорогу сюда каждый раз уходит весь перерыв.
Значит, она часто бывает на Фицрой-стрит.
— Тогда, мисс Оливер, возьмите мою визитку. Я живу тут неподалеку, может, как-нибудь заглянете? — Вероятно, это приглашение тоже нелепо. Будущая медсестра и богатая американская вдова — что у них общего? Только безответное чувство. — Обязательно передам Майклу, что вы приходили.
Элизабет спрятала визитку в сумочку.
Двадцать акров земли в Ромни-Марш, которые Джордж Мэндер отдал Эдди Сондерсу, на первый взгляд казались унылыми. Ни с песчаных пляжей Хайта и Дим-чёрча, ни из каменистого, оставленного морем Рая отдыхающие сюда не доезжали.
Со стороны моря к участку Эдди примыкали солончаки, за ними зеленела травянистая насыпь, дальше были дюны и песчаный берег. Во время отлива к Английскому каналу тянулось полмили зеленоватого волнистого ила.
С другой стороны в дренажных канавах росли ивы и терн. Кое-где встречались вязы и дубы, а вдали маячил шпиль церкви. Из-за топкой оседающей почвы церкви в Ромни-Марш были сплошь кособокие.
Повсюду целыми сотнями паслись овцы, в глубоких канавах плавали лебеди и лысухи, цапли стояли неподвижно — сразу и не заметишь, в небесной выси заливались жаворонки. В шторм налетали чайки, галдевшие, словно шайка хулиганов. Когда сгущались сумерки, на полях Эдди охотились сипухи.
Полтора года минуло с тех пор, как Эдди Сондерс принял предложение Джорджа Мэндера и бросил работу носильщика в Чаринг-Кросс. Каждый день он радовался, что поступил именно так, хотя вечерами валился с ног от усталости.
В тот день он с семи утра ремонтировал ворота и к полудню надеялся закончить. Потом часа два уйдет на разжигание печи, готовку, согревание воды и мытье. Еще следовало покормить ягнят и кроликов и заняться нехитрой бухгалтерией: бакалейщик из Хайта, закупавший у него яйца и молоко, просил счета и квитанции. Письменный стол стоял в гостиной, где в окнах не было стекол, так что пришлось затолкать в рамы мешки с соломой. Желтоватый свет масляной лампы скрывал трещины в побелке и изъеденных червями половицах, но буквы в полумраке не разобрать. «Может, очки купить?» — думал Эдди. Ему в жизни не приходилось столько писать.
Солнце уже садилось, над полями сгущался туман. В косых вечерних лучах каждая травинка отбрасывала тень. Колли Эдди носился по полю, гоняя комаров, и грыз гнилую деревяшку. Коровы стояли полукругом, низко опустив головы, наблюдали за Эдди, сопели и раскачивались, словно у них замерзли ноги. Время от времени они отходили пощипать траву или приближались, чтобы понюхать инструменты.
Эдди нравилась такая компания, и ремонт ворот не был в тягость. Как здорово иметь что-то свое! Эдди не мог нарадоваться на ветхий коттедж, сараи, амбар, восемь дойных коров не первой молодости и кур. Вчера сосед отдал ему двух новорожденных ягнят: выкармливать их не хватало времени. Эдди устроил малышей у печки под своими штанами и рубашками, которые сушились на стойке. Ягнята поджали ножки с блестящими копытцами и дремали. Их нужно было срочно покормить.
Слабые и беспомощные, они напомнили Элли сынишку. Люси кормили малыша, потом за дело брался Элли: заставлял Арчи отрыгивать, укачивал, менял пеленки, если нужно, — а это посложнее, чем свернуть тонкий носовой платок, и запах похлеще, чем от коровьей лепешки. Впрочем, Арчи особых проблем не доставлял.
Жена и сын умерли десять лет назад, и хотя порой казалось, что только вчера, Эдди уже считал их другой жизнью. Перемены произошли незаметно, но он давно не просыпался среди ночи, думая, что рядом спит Люси. Раньше в такие моменты он словно взлетал к солнцу, а потом снова погружался во мрак. Он давно не искал Арчи среди малышей, которых матери брали с собой за покупками, да и какой смысл, сейчас мальчишка уже был бы школьником.
В Чаринг-Кросс приходилось работать бок о бок с другими носильщиками, что очень утомляло Эдди, а
