что сын не может избавиться от юношеской горячности. Так называемых национал-социалистов, которым хранил верность Артур, всерьез не воспринимали, но в последнее время они вели себя напористо и вызывающе. Артура следовало срочно отвлечь. Ему уже двадцать восемь — пора заводить семью.
Фройляйн Карен Оливер устраивала герра Ландау и национальностью, и внешностью, и характером. Ее вера в силу своих чар граничила с надменностью, но герру Ландау нравились девушки с характером, а Артура следовало женить на такой же эгоистке, как он сам.
Высокая, грациозная блондинка Карен была явно не из крестьян. Кто-то назвал бы ее ноги слишком длинными, а стопы и ладони — крупными, но изящными. На нежном личике с заостренным подбородком сияли огромные синие глаза — ни зеленых вкраплений, ни карих, чистая синева. Фройляйн Оливер обладала завораживающим обаянием ребенка, а в ее взгляде читались ум и надежда.
Герр Ландау не сомневался: чистейший воздух Баварии поможет Артуру лучше разглядеть и оценить все эти прелести, поэтому предложил фройляйн Оливер место секретаря в своей мюнхенской конторе. Обязанностей будет много, но для начала она освоит немецкий и стенографию, научится печатать на машинке и готовить. Через месяц она отправится в командировку и обновит гардероб: в одном из лучших магазинов Парижа ей помогут найти свой стиль.
Шаг за шагом план воплощался в жизнь, но, чтобы зажечь пламя страсти, понадобилось куда меньше усилий, чем предполагал герр Ландау. Перед отъездом из Лондона Артур заметно изменился, он буквально сгорал от любви. Гepp Ландау заметил под глазами фройляйн Оливер темные круги и все понял. Здоровые развлечения молодых он одобрял целиком и полностью.
Артур хотел остаться в Лондоне, потом привезти девушку в Париж и, наконец, в Мюнхен, но герр Ландау сказал решительное «нет». Разлука только укрепляет чувства.
Дом миссис Франчески Брайон в Риджентс-парке оказался таким, как предполагала Элизабет, — большим, элегантным, с колоннами и подъездной аллеей до парадного входа, огибающей газоны и клумбы. Удивил лишь индейский тотемный столб на центральной лужайке и выставленная на обозрение всей улицы гранитная статуя с широкими бедрами и грудью, похожей на пудинг. Из-за обилия отверстий в самых неожиданных местах статуя напоминала композицию из швейцарского сыра и бланманже.
Особых причин идти в гости у Элизабет не было, но визитка миссис Брайон до сих пор лежала в сумочке. Свободного времени хоть отбавляй, так почему бы не заглянуть в Риджентс-парк?
Элизабет надела легкий серый костюм — расклешенная юбка, узкий жакет. Короткие, стриженные по последней моде волосы чуть выглядывали из-под шляпки оттенка «Эгейская ночь» в тон перчаткам, подаренным Карен. В таком наряде не стыдно показаться в Риджентс-парке, а разверстую бездну внутри никто не увидит.
Элизабет дернула медную ручку, но звонка не услышала. Дверь открыла служанка или, возможно, экономка и смерила гостью надменным взглядом. Отвага, которую Элизабет старательно оберегала с тех пор, как сошла с поезда, стремительно таяла.
Из глубины дома послышался женский голос:
— Кто там, Эдит?
Экономка Эдит пропустила вопрос мимо ушей.
— В настоящее время у миссис Брайон гости. Простите, она вас ожидает?
— Нет… То есть да, у меня есть ее визитка.
— Эдит! — снова позвали из глубины дома.
Экономка разглядывала Элизабет чуть ли не целую вечность. Взгляд ее прожигал насквозь.
— Прошу вас подождать.
— Мисс Оливер, какой сюрприз! — Миссис Брайон спешила навстречу Элизабет по шахматному мраморному полу. Босая, в развевающемся шелковом кимоно, она совершенно не переживала, что встретит гостью в таком виде. Без каблуков миссис Брайон казалась миниатюрной. — Пойдемте, со всеми вас познакомлю. Заходите, заходите! — Она взяла Элизабет под руку. — Стрижка вам очень к лицу, а шляпка — просто прелесть. Эдит, пожалуйста, принесите нам еще чаю и бутербродов. Да, и тост для Тоби.
В гостиной топили камин, шторы задернули до половины, и в окна падали косые лучи апрельского солнца. От табачного дыма резало глаза.
Подлокотники кресел и диванов, столики и низкие комоды были заставлены пустыми чашками, стаканами, тарелками с недоеденным пирогом и бутербродами. На полу валялись подушки и рисовальная бумага.
Сколько человек в комнате. Элизабет так и не поняла. Маленький мальчик лежал на животе у камина и, перебирая цветные карандаши, рисовал в книге, детям явно не предназначенной. У мольберта стояла женщина с длинными волосами. Она была в синем хлопковом платье, а в руке держала рашкуль.
Все присутствующие как по команде обернулись.
— Это мисс Элизабет Оливер, подруга Майкла, — представила миссис Брайон и махнула рукой в сизый, подсвеченный солнцем дым. — Знакомьтесь: миссис Ингрид Шрёдер, моя сестра. — Она показала на женщину у мольберта: — Миссис Вениша Гибб. А это мисс Пикси Фейрхевен и мисс Оливия Лейн.
Ингрид Шрёдер была хрупкой и миниатюрной, точь-в-точь как миссис Брайон, рыжеволосая и краснолицая худышка Пикси Фейрхевен — ровесницей Элизабет, то есть самой молодой, а Вениша Гибб за мольбертом — самой аристократичной.
«Где же мисс Лейн?» — озадаченно думала Элизабет, глядя на трех женщин и темноволосого юношу в костюме. Юноша курил сигару.
— Ага, подруга Еврейчика! — воскликнул он и, вскочив, поцеловал руку Элизабет. (Господи, у него же помада!) — Я — Оливия.
— А это Тоби, мой самый младший племянник, — объявила миссис Брайон, но мальчик и головы не поднял.
Элизабет села в кресло у камина, чувствуя, что за ней все наблюдают. Расклешенная юбка и строгий жакет вдруг показались нелепыми. Она ощущала себя девчонкой в костюме из дешевого магазина, где по- настоящему стильные и оригинальные вещи вообще не продают. Все женщины, кроме Оливии, были в мягких струящихся нарядах — не платьях, не юбках, не в жакетах с блузкой, а в чем-то среднем, невероятно удобном и красивом. Темно-синий наряд Пикси Фейрхевен казался чуть консервативнее, зато у нее была причудливая расшитая бисером шляпка и длинные серьги с янтарем.
По наступившей тишине Элизабет догадалась, что до ее появления подруги весело болтали и смеялись. Интересно, когда можно будет уйти?
— Сейчас Эдит принесет чай, — пообещала миссис Брайон, легла на заваленный подушками диван и обнажила плечи. — На бок повернуться, да, Вениша? Руки я так держала?
Женщина у мольберта кивнула и начала рисовать.
— Эту милую девочку надо чем-то угостить, пока чай не принесли. Кто знает, когда появится эта Эдит… — Оливия подошла к подносу с бутылками, плеснула что-то в стакан величиной с вазу, а потом до краев наполнила его апельсиновым соком из кувшина. — Вот, любимый напиток Фрэнки — русская водка. Мы свою порцию выпили с бутербродами, так что вы пока наверстывайте упущенное.
Коктейль сохранил вкус свежайшего апельсинового сока, но оказался теплым, будто в нем утонул кусочек солнца. Элизабет сделала глоток и почувствовала, как согревается желудок.
— Господи, я совсем забыла о времени! Мне пора бежать! — воскликнула Пикси Фейрхевен, американка, как и миссис Брайон. — Ну, Франческа, передать маме, что вы приедете в августе? Остальных, разумеется, тоже приглашаю. Ингрид, милая, для детей няню наймем. Итальянцы обожают малышей.
— Вы очень любезны, Пикси, — отозвалась миссис Шрёдер. — Тоби не переносит жару, но я уверена, мы что-нибудь придумаем.
Пикси повернулась к художнице:
— А вы, Вениша? Уговорите Дугласа поехать этим летом не во Францию, а к нам в Италию?
— Не уверена, — рассеянно обронила миссис Гибб и отступила на шаг, чтобы оценить набросок. На щеке у нее темнело угольное пятно. — Он говорит, что итальянцы слишком возбужденные и истеричные, не крестьяне, разумеется, а средний класс. Боюсь, мне его не переубедить.
— Совсем не нужно смотреть на итальянцев! — беззаботно воскликнула Пикси. — Дугласу незачем выходить за ворота. У нас есть бассейн, а с террасы прекрасные виды. Вениша, вы попробуйте! — Пикси
