пытаясь раскусить.) Только найди подходящее место, — тихо добавил Штефан, — где нас никто не услышит.
Кристина залилась румянцем и уставилась в книгу. Штефан понял: про ружье она никому не расскажет.
В последний вечер в гостинице миссис Маккрей разрешила завести свой граммофон. Об этом она объявила за десертом, положив у горшочка с заварным кремом пакетик игл.
— Мистер Мендер, смею предположить, вы умеете и заводить, и иголку чистить, и так далее. — сказала она Джорджу. — Если молодые люди захотят потанцевать, пожалуйста, проследите, чтобы они соблюдали приличия.
— Обязательно прослежу, — пообещал Джордж. — Вы очень любезны, миссис Маккрей. Девочки, скажите спасибо.
Кристина не рассчитывала, что у миссис Маккрей найдутся приличные пластинки, вроде Фрэнки Лейна или Джонни Мерсера[1]. Предчувствие не обмануло: все пластинки были такими старыми, что Элизабет захлопала в ладоши и сказала, что их помнит.
Зато Штефан танцевал куда лучше, чем думала Кристина, хотя очень напоминал пугало на сильном ветру и занимался исключительно Мод. Он позволил малышке встать себе на ноги и танцевал с ней джигу под «Девять миль до Тен-Тен-Теннесси» и «Разметая тучи»[2].
Кристина танцевала с Джорджем. Джордж танцевал с Элизабет. Подошли и другие гости — старые сестры Форти, которые сидели на жестких стульях и топали в такт мелодиям. Мистер Демарн заявил, что любит духовую музыку, желательно марши, и через десять минут ушел.
Ровно в девять миссис Маккрей принесла поднос с какао.
— Всем доброй ночи. — Она закрыла камин заслонкой и унесла пластинки.
— Пора попрощаться со Штефаном, — сказала Элизабет. — Рано утром он уедет в школу- интернат.
Кристина гадала, что он скажет другим мальчишкам и как его примут, — Штефан выглядел слишком взрослым, чтобы сидеть за партой. Он может притвориться кем угодно, и ему поверят.
— Мод, попрощайся со Штефаном, — велела Элизабет.
— Нет! — Девочка цеплялась за него, как обезьянка, пока мать не отлепила ее и не повела в спальню.
— До свидания, Кристина, — произнес Штефан. Он стоял у дальней стены, спрятав руки в карманы. После танцев с Мод его золотистый ежик топорщился. Кристина не знала, на что решиться. Они не увидятся до пасхальных каникул… Будь Штефан родным братом, она чмокнула бы его в щеку или нет? Сестра должна сказать «Счастливо!», легонько пихнуть кулаком в плечо, чмокнуть, обнять? Или действовать смелее, как Люси Ханичёрч у Форстера в «Комнате с видом»?
Кристина протянула руку. Штефан поцеловал ее пальцы и, судя по всему, нисколько не смутился.
Ночной сумрак посерел, и оранжевая заря высветила холмы. Закутавшись в дорожный плед, Кристина сидела у окна гостиной и ждала, когда Элизабет приведет из спальни Мод. Джордж занимался багажом. Штефан уже уехал.
Над озером клубилась дымка. У самой воды, низко опустив голову, стоял олень.
— Смотрите! Смотрите! — закричала Мод, вбежав с гостиную. — Я хочу оленя еще больше, чем пони!
— Тише, другие гости еще спят, — зашептала Кристина. — Этот олень готов умереть. Они всегда
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все. Олень сегодня умрет. Он сам это чувствует.
— Нет, он только просыпается, как мы утром! — закричала Мод. — Ничего ты не знаешь!
— Тише, девочки, еще очень рано. — В гостиную вошла Элизабет. — Где Джордж? Моди, никуда не убегай! Нам скоро уезжать. Если придется тебя искать, я рассержусь. — Она положила пальто и перчатки в кресло и вышла на крыльцо. Из-за двери донесся ее негромкий голос: — Джордж, ты заплатил по счету? Вещи уже в машине? Девушки с кухни очень старались, давай оставим им что-нибудь.
— Все уже сделано.
— Спасибо. Времени в обрез, пора выезжать, не то на поезд опоздаем. (Щелк — Элизабет захлопнула сумочку.) Надеюсь, Штефан благополучно доберется. Один все-таки…
— На долю Штефана выпадали испытания куда серьезнее поездки в поезде.
Воцарилась тишина. Кристина подумала, что родители ушли к машине, но тут Джордж заговорил снова:
— Зря мы ей не сказали. Так несправедливо.
— Да, знаю.
Кристина обратилась в слух, но родители ничего не добавили.
Когда свернули на подъездную аллею, Кристине показалось, что в тени крыльца машет миссис Сондерс, соседка. Нет, это Элис. Сомнения отпали, едва та вышла на солнце. Последний раз сестры виделись две недели назад — тогда Элис была с царапинами на коленках и в носках. А сейчас волосы завиты, вместо носков — блестящие чулки.
Собаки радостно лаяли и скакали по гравию среди выгруженных чемоданов.
— А ну тихо! Сидеть! — прикрикнула Элизабет, — впрочем, она улыбалась. — Дорогая, я так по тебе соскучилась! — Она поцеловала Элис. — Ты только посмотри! Совсем взрослая барышня.
— Рейчел взяла меня с собой по магазинам, и я постриглась. — Элис разгладила платье. — Что скажешь, Кристина?
— Тебе очень идет.
— Рейчел, милая, здравствуй! — Элизабет перегнулась через воображаемый забор и поцеловала миссис Сондерс в щеку.
— Мы были в «Селфриджес», и я отвела ее к парикмахеру, — сказала Рейчел Сондерс. — Длинные волосы сейчас не в моде, а Элис уже не ребенок.
— Ей очень шли длинные волосы, — заметила Элизабет.
Кристина почувствовала: это война за Элис между матерью и миссис Сондерс. Она подобрала сумочку и перчатки Элизабет, по которым вовсю скакали собаки. Элис взяла Кристину под руку.
— У меня для тебя подарок, — шепнула Кристина.
Элис пахла яблоневым цветом, и Кристина поняла, что сувениры, казавшиеся в Йоркшире такими красивыми, рядом с сестрой будут грубыми и уродливыми.
Девушки затащили Кристинин чемодан в свою комнату и, усевшись на ковер, открыли. Кристина протянула сестре деревянную шкатулку с видом Йоркского собора на крышке.
— И это тоже тебе. — Она надела на бледную шею Элис стеклянные бусы, цветом напоминавшие Йоркшир — розовато-лиловые с зеленым и синим. — А еще вот, мухобойка! Комаров в Йоркшире, как в джунглях. — Кристина задрала рукав Элис и шлепнула.
Элис взвизгнула и вырвала у нее мухобойку. Секундой позже сестры катались по ковру начисто забыв про взрослое платье и чулки Элис.
— Эй, ты мне бусы порвешь!
— А ты раздавишь меня, корова!
— Прическу мне не испорти!
— Штефан неплохо танцует джиттербаг, — сказала Кристина.
— Что? — Элис оттолкнула Кристину и резко села. — Он же немец!
— Он очень милый.
— Хайль Гитлер! Эт-тот дшит-терпак не есть короший. Пиф-паф!
Темнело. Кристина включила электрокамин, и они лежали на кроватях в розовых сумерках.
— Замуж тебе за него нельзя. Это смертный грех, если епископ не разрешит. Да и детишки будут ненормальные.
