Внезапно Норико охватило странное чувство. «Столько копаться у человека в животе… Наверно, не так уж все ясно…» Однако вид у Наоэ был вполне удовлетворенный.
– Множественные метастазы… – пробормотал он себе под нос.
Норико был знаком этот термин. «Все поражено», – поняла она.
– Значит, ничего нельзя сделать?
– Месяца два – и конец.
– Неужели так плохо?..
– Поджелудочная вся в метастазах. – В глазах Наоэ светилась твердая уверенность. – Четвертый шелк.
Приняв от Норико иглодержатель, Наоэ быстро стянул края брюшины и принялся зашивать. Когда он наложил последний шов, было три часа двадцать минут. Резекция желудка длится час-полтора. Прошло еще слишком мало времени.
– Артериальное давление?
– В норме, – подал голос Кобаси, кинув взгляд на монитор.
– Все верно. Так и должно быть: потеря крови незначительная. – Наоэ с вымученной улыбкой отнял руки от живота Исикуры. Норико быстро подошла к нему сзади и развязала тесемки халата.
Наоэ повернулся к ней.
– Пускай еще с полчасика поспит здесь. Норико кивнула.
– И поставь ему капельницу. Достаточно пятипроцентной глюкозы.
– А это куда? – Норико подняла над столом пузырек из-под пенициллина, в котором лежали два удаленных лимфатических узла.
– Отправим на исследование.
Он взял у Норико пузырек и, отерев пот, мелкими бисеринками усыпавший лоб, ушел в ординаторскую.
Ёсидзо Исикура пришел в себя через час. Наоэ осматривал в амбулатории пациента, пострадавшего в автомобильной катастрофе. Такси, в котором он ехал, затормозило у светофора, и в этот момент сзади в него врезалась другая машина. От сильного толчка голова пассажира дернулась, и его пронзила острая боль. Сейчас он жаловался на тяжесть в голове и болезненные ощущения у основания шеи.
После беглого осмотра Наоэ направил его на рентген, а сам пошел в палату.
Лежавшего на кровати Исикуру было почти не видно под толстым одеялом. Услышав шаги Наоэ, он открыл глаза и приветливо заулыбался.
– Проснулись?
– Сэнсэй! Какое же вам спасибо.
Исикура говорил еще чуть с хрипотцой, но голос был бодрый.
Наоэ пощупал пульс, проверил капельницу. У кровати Исикуры сидели невестка и какая-то молоденькая девушка – судя по возрасту, внучка.
– Вы мне все вырезали, доктор?
– Кое-что удалить оказалось невозможно, но сам очаг ликвидировали.
Отвечая, Наоэ взял у Норико стетоскоп и приставил к груди Исикуры. Жадно выслушав Наоэ, Исикура закрыл глаза. В сердечных тонах изменений не было. Кобаси, час назад докладывая о состоянии больного, уже сообщал об этом. Собственно говоря, другого просто и быть не могло. Какие могут быть отклонения в совершенно здоровом сердце после такой «операции»? Отложив стетоскоп, Наоэ проверил у Исикуры белки глаз, попросил показать язык.
– Все хорошо, волноваться не о чем. Теперь вам нужно хорошенько поспать.
– Доктор, а когда мне можно будет есть рис? – нетерпеливо спросил Исикура.
– Дня через четыре разрешим кашу.
– Дня через четыре? Значит, целых четыре дня будет больно?..
– Придется потерпеть. Все-таки резекция желудка.
– А меня-то пугали: согласишься на операцию – умрешь. Я с самого начала знал, что все это чепуха. Говорил – пусть режут. И вышло по-моему! – Исикура торжествующе оглянулся на невестку. – Вон мне уже сколько лет, а я ничем по-настоящему не болел. Еще и с молодежью могу потягаться!
Наоэ улыбнулся.
– Когда мне разрешат ходить?
– Думаю, дней через десять.
Исикура устремил задумчивый взгляд в пустоту – видимо, считал про себя дни.
– А выпишут когда?
– Дедушка! – не выдержала невестка. – Вам нельзя столько разговаривать. Вы ослабеете.
– В феврале я уже выйду отсюда?
