– Да-а?.. – непонимающе протянул Мураи.
– Это вовсе не пустяк. Аборт, между прочим, не что иное, как насильственное вмешательство в естественный процесс в живом организме.
– Что?! У нее… был…
– Подобная операция – надругательство над природой, грубое нарушение ее законов.
– Вон оно что… Значит, еще дня два?
– Она женщина богатая, так что я затрудняюсь ответить на ваш вопрос, – неприязненно процедил Кобаси.
– Простите, как ваша фамилия?
– Кобаси.
– Вы терапевт?
– Хирург.
– Большое вам спасибо.
В трубке раздались короткие гудки. Кобаси было неприятно, что его потревожили из-за Дзюнко Ханадзё.
Любимица прессы и телевидения… Приезжает в клинику чуть ли не ночью, и ей немедленно делают операцию, а наутро, не считаясь в мнением врачей, она исчезает, потому что, видите ли, у нее «программа»… И вот, пожалуйста, ее снова привозят сюда, теперь уже с осложнением – и снова поздно ночью. Платит по пятнадцати тысяч иен в день, вокруг нее ходят на цыпочках импресарио и секретарша, а она знай лежит себе преспокойно: спросишь, как себя чувствует, – рта не раскроет, за нее ответят «сиделки».
«Ну ладно, Ханадзё, что с нее взять, – артистка, так сказать, не от мира сего. Но то, что вся клиника пляшет под дудку какой-то девчонки, певички, – в этом, конечно, вина Наоэ. Пусть сейчас он работает на частного предпринимателя, но ведь когда-то блистал в университетской клинике, считался светилом в науке. И идти на поводу у импресарио Дзюнко Ханадзё… Значит, и он подвластен силе денег…»
Кобаси с грустью вздохнул.
По телевизору показывали музыкальное шоу. Одна за другой к микрофону выходили «звезды» эстрады и исполняли самые популярные песни истекшей недели. Ведущий, чья физиономия показалась Кобаси знакомой, игриво пригласил на сцену щупленькую певицу. Она, как и Дзюнко, обладала несколько хрипловатым голосом. Кобаси часто видел ее на экране. Перебросившись с девицей несколькими пустыми фразами, ведущий вдруг сказал:
– Между прочим, на днях Дзюнко Ханадзё потеряла сознание прямо на сцене. Надеюсь, с вами этого не случится?
– Со мной все в порядке, – усмехнулась певица.
– Берегите себя. А то, знаете, стоит упасть одной звезде, а за ней – и другие. Как бы не началась эпидемия. Впрочем, что это я? Аппендицит не заразен.
– Ах, что за страсти! – Девица рассмеялась, потом жеманно поднесла к губам микрофон.
– Аппендицит?.. – растерянно пробормотал Кобаси. Он ведь не ослышался: ведущий только что совершенно ясно сказал: «аппендицит»… А она ответила: «Ах, что за страсти!» – и оба рассмеялись.
«Вот как… Значит, для публики у Дзюнко аппендицит…»
Кобаси охватило мучительное предчувствие. Он явно сказал по телефону то, чего никоим образом не следовало говорить. Кобаси выключил телевизор и спустился к медсестрам. Каваай в одиночестве чертила что-то красным карандашом на температурном листе.
– А где Такаги?
– Пошла взглянуть на старичка, которого привезла «скорая помощь».
Кобаси сел на диван и отрешенно уставился на стену. Полочка с лекарствами, шкафчик с инструментами… гирлянда колб для капельниц…
– Его родственники не приезжали?
– Только что приехала жена.
– Детей у него нет?
– Кажется, нет.
– А как у него со страховкой?
– Недавно звонили из полиции. Кажется, он получает пособие для нуждающихся. Правда, это пока не точно.
– Помощь живущим в крайней бедности… Кобаси пришел в уныние: «Опять главный врач скорчит кислую мину!»
Он нервно поднялся и заходил по комнате. Наконец вернулась Акико. Увидев Кобаси, она доложила:
– У больного начался озноб, температура тридцать девять.
Кобаси предполагал, что обморок мог быть вызван гипотонией. Но похоже, все обстояло отнюдь не так просто.
– У него что-нибудь болит?
