— Ну… немного. По крайней мере, имена самых знаменитых музыкантах я знаю. Но твоего среди них я что-то не слышал… Что там было… — варвар наморщил лоб, вспоминая. — Леннер Корель, Кьярта дель Таэро, Губерт фон Эстрен, Йохан Вельгердский, Бельвегор Белый Эльф…
— Можешь не продолжать, — насмешливо прервал его Ким. Протянул руку, расстегивая заколку на волосах, тряхнул головой, позволяя белоснежной волне рассыпаться по плечам и груди.
— Твою мать… — только и смог выдавить из себя Рагдар.
— К вашему сведению, маэстро, информация по запрашиваемому вами делу засекречена, — со значением проговорил Сьен Чжан. — Но кое-что мне удалось узнать. Виконт Вега де Вайл был арестован по обвинению в измене Империи. Дело изучено лично Его Величеством, улики признаны достаточными для вынесения смертного приговора. В данный момент де Вайл содержится в городской тюрьме, на нижнем уровне, в камере для особо опасных преступников. Приговор уже вынесен, хотя и не подписан — но это, по сути, дело решенное. Казнь состоится, предположительно, через десять дней.
Арна поправлялась долго — несколько дней девушка даже не вставала с постели, и только еще через неделю смогла самостоятельно ходить, пока еще опираясь на вырезанную для нее Орогримом трость. Нет, физически-то она была уже, по сути, здорова, но последствия чудовищного энергетического истощения давали о себе знать. Ее ежедневно навешали друзья, а кто-нибудь, как правило, и вовсе весь день проводил в обществе Танаа. Взяв из замковых конюшен самую спокойную лошадь, Орогрим и Эстис каждый день возили Арну на прогулки по графству, рассказывая ей, что изменилось за то время, что она была в коме.
Вторую деревню стремительно достраивали, на полях понемногу всходили посадки, и уже никто не сомневался, что урожай поспеет до зимы. Наемники, принимавшие активное участие в строительстве и понемногу осваивающие земледелие, уже не воспринимались жителями графства, как их лютые враги. Около десяти человек из злополучного отряда строили себе дома, шестеро собирались жениться… Казалось, в жизни графства Сайлери наконец-то наступила белая полоса…
Спустя полтора месяца со дня смерти Птицы был запланирован праздник по случаю новоселья — деревню достроили, сработали мебель, и подготовили дома к окончательному вселению. Об этом Арне сообщил Эстис, за день до праздника примчавшийся к ней.
Танаа обрадовалась Змею, как и всегда — и, как и всегда, от ее чувств не укрылось то, что Эстис, несмотря на напускное веселье, с которым он говорил о предстоящем празднике, все же чем-то расстроен и даже подавлен.
— Вечером же будем отмечать свадьбы, все семь, — продолжал он рассказывать о планах.
— Вроде, должно было быть шесть? — удивилась девушка.
— Вчера еще Кенин пришел. Тоже решил осесть здесь.
— Хорошо, что они сумели научиться не ненавидеть себя, — с облегчением выдохнула она. — Надеюсь, теперь у всех этих людей, которым пришлось столько всего пережить, все же будет все хорошо…
— Я бы хотел в это верить, — пробормотал Змей, тщетно пытаясь скрыть сомнение.
Арна натянула поводья, останавливая свою лошадь.
— Эстис, давай начистоту, — серьезно сказала она. — Я же чувствую, что тебя что-то гложет. Что случилось?
Граф помолчал.
— Ты же знаешь, что далеко не все жители деревни смогли понять и простить то, что сотворили Улькар и его подчиненные, — наконец, начал он. — Конечно, всем множество раз объяснили про эту мерзкую магию Птицы, но разве этого объяснения достаточно для того, чтобы простить смерти сыновей, братьев, отцов и мужей, позор и муки жен, дочерей, и сестер? Многие требуют мести. Требуют, чтобы наемников судили и наказали. А я вижу искреннее раскаяние этих людей — все те, кто и в самом деле заслуживали наказания, бежали первой же ночью. Те же, кто остался — они и в самом деле раскаиваются, и хотят искупить свою вину. Знаешь, про тех людей, что посвятили свою жизнь служению любому, кто заплатит звонким золотом, говорят мало хорошего. Но я очень, очень давно знаю Улькара, и еще дольше я знал покойного Керрелана, который руководил отрядом до того, как погиб. Керр и вовсе долгое время был мне другом. Так вот, Керр потратил десять лет на то, чтобы создать этот отряд таким, какой он был, когда я, на свою беду, привел его в графство. Я знаю, как придирчив был Керр к выбору заказчика, и знаю, как строго он отбирал людей в отряд. Они действительно достойные личности. Не насильники и убийцы, предатели и трусы, а настоящие воины, заслуживающие уважения. Они не нанимались нападать — только защищать. Они никогда не шли к кому-то в услужение лишь из-за денег — уж чего, а золота им хватало. Те, кто бежал, были из новичков — не так давно Керр потерял большую часть отряда, и когда я пришел к нему нанять его по просьбе отца, как я думал, в отряде было очень много новичков. Все они бежали в ту ночь. Но все, что я тебе сказал, в полной мере относится к тем людям, которые остались. Я ручаюсь за каждого из них. В общем, не относись к ним, как к обычным наемникам.
— Я и так не относилась к ним как к обычным наемникам, — тихо проговорила Арна. — Эстис, я же умею чувствовать людей. И они все были достаточно близко от меня, чтобы я могла их почувствовать. Я знаю, что среди них нет подлецов и негодяев.
— А завтра, перед праздником, я должен их судить. За убийства, грабежи, поджоги, насилие, и все прочее, что они совершали под воздействием этой проклятой силы Птицы! — горько воскликнул Змей. — Я сражался с ними плечо к плечу, мы закрывали друг другу спины в сражениях, когда я сам был в отряде Керра, мы не раз спасали друг другу жизнь! А завтра я должен их судить!
Арна задумалась. Она понимала желание жителей отомстить за родных и близких, и понимала боль графа… И постепенно в ее голове начал складываться довольно простой, но действенный план.
— Эстис, ты мне доверяешь? — тихо спросила она, коснувшись кончиками пальцев его руки.
— Больше, чем себе, — Змей грустно улыбнулся.
— Тогда иди, и делай, что должно. Только вот завтра, когда начнется суд, ты должен доверять мне так, как только способен.
Солнце встало два часа назад, и утренняя роса уже бесследно высохла. В кристально чистом воздухе, пронизанном ароматами свежескошенной травы и полевых цветов, летали пестрокрылые стрекозы. Еще не жаркие, а ласково-теплые солнечные лучи нежными поцелуями касались кожи. Легкий освежающий ветерок шевелил травы, разнося тонкий запах клевера и ромашки, дружелюбно касался волос…
Двор замка был устлан свежей соломой, источающей дурманящий аромат все того же клевера, коего в полях росло в избытке. Из замка вынесли полтора десятка длинных скамей, несколько кресел, и стол для графа, а также у дальней стены соорудили помост — для подсудимых. Пока что это был просто трехуровневый помост, на котором могли без особого комфорта, но все же рассесться тридцать человек… Увы, по лицам многих жителей графства Сайлери явственно читалось, что стоит только графу де Карнэ огласить приговор — и не пройдет и десяти минут, как помост превратится в эшафот.
Когда все, кто желал посмотреть на суд, или же поучаствовать в нем, прошли во двор и заняли места на скамьях, двое замковых стражей подняли мост и закрыли ворота. После чего из дверей самого замка вышел граф де Карнэ, облаченный в черное. Он молча прошествовал к своему столу, и так же молча сел в кресло. Рядом с ним, на скамье со спинкой, разместились дворецкий Шениль, командир стражи Мирен, и старейшины деревень — Рагадар и Найл. Возле Эстиса осталось три кресла попроще — два из них заняли Гундольф и Талеанис, третье предназначалось Арне — но Танаа, приветственно кивнув всем, предпочла устроиться чуть в стороне, сев прямо на солому, устилающую двор, и скрестив ноги. Рядом с собой девушка положила лютню без чехла.
Окинув долгим, пронзительным взглядом всех присутствующих, Эстис де Карнэ поднялся на ноги.
— Мы собрались здесь для того, чтобы вершить суд. Суд над теми, кто пусть не по собственной воле, но причинил много боли и страданий жителям графства Сайлери. Я прошу представителя обвинения выйти вперед, и занять свое место на судебной скамье. О том же я прошу представителя защиты.
