орехового цвета выпученными глазами, уже переехал в свое поместье, а вместо него сидит в кабинете здания, занимаемого разведывательной службой Империи, совсем другое лицо, которое даже невозможно себе представить, потому что никогда его не видел. Листает секретные бумаги, отдает приказы о проведении операций, задуманных и спланированных еще его предшественником. Да что гадать! Вот он, лысоватый крепкий человек, сидящий напротив него за столом, принес весть из совсем другого мира, враждебного этому, в котором вынужден жить Юрий Сергеевич. Принес и ждет ответа. И ответ может быть только один. Иначе…
— Так, — повторил Базырев, — не обращайте внимания. Немного личных воспоминаний… Давайте-ка лучше отправляйтесь спать с дороги. Завтра будет день и будет пища. У вас есть револьвер?
— Зачем вам?
— Не пальните в меня, если я ночью буду ходить по дому. Бывает, не спится. Постараюсь не тревожить. А оружие зря с собой не таскайте по городу. Мало ли что.
— Спасибо, учту.
Базырев зажег лампу — закат почти догорел, и в комнатах стало сумрачно. Проводил Невроцкого в его комнату, показал, где постельное белье, и, пожелав спокойной ночи, вернулся к столу. Налил рюмку водки, выпил не закусывая и потом долго курил, задумчиво глядя невидящими глазами на тянущуюся от горящей папиросы сине-серую ленточку дыма…
Мальчишка лет восьми вывернулся из-под ног совершенно неожиданно. Вывернулся и метнулся к деревянным прилавкам небольшого рынка, недалеко от Смоленской.
Следом, толкнув Федора так, что он едва устоял на ногах, кинулся рыжий парень, по виду приказчик, с зажатым в большем кулаке медным безменом. Быстро догнав мальчишку, он схватил его за ворот рубашонки, рванул, сбив с ног, занес над головой руку для удара:
— Убью, змееныш!..
Греков, быстро шагнув вперед, едва успел перехватить толстое, поросшее жесткими черными волосами запястье.
Приказчик, не выпуская мальчишку, недоуменно оглянулся — на Федора уставились подернутые туманной хмельной пленкой маленькие светлые глазки.
— Уйди…
Федор резко дернул парня на себя. Тот, не удержав равновесия, выпустил мальчишку, сразу исчезнувшего в толчее. Упал, звякнул, покатившись по земле, медный безмен. Торговцы за прилавками, радостно осклабившись нежданному развлечению, ожидали продолжения драки.
Приказчик быстро поднял безмен и, шагнув к Грекову, просипел:
— Ну, господин-товарищ, сапоги лизать будешь!
Он широко размахнулся и… сел на землю, сбитый с ног коротким ударом в живот. Сгоряча, не чувствуя за хмелем боли, снова вскочил, по-бычьи наклонив кудлатую голову, ринулся на противника, стремясь снести его своей массой.
Федор отпрянул в сторону. Приказчик навалился с разбега грудью на чей-то прилавок, посыпались на землю разложенные товары, тонко взвизгнула стоявшая рядом женщина.
Обведя глазами прилавок, парень увидел остро отточенный нож, потянулся к нему рукой. С лиц торговцев медленно сползли ухмылки. Запахло смертоубийством. Федор подскочил, дернул парня за жилет, оттаскивая от прилавка, не давая взять нож. Приказчик вырвался, жилет и рубаха с треском лопнули на спине. Неуклюже развернувшись, он пошел на Грекова, тяжело дыша от ярости. Отступать было некуда. Федор привычно увернулся от пудового кулака, нацеленного ему в переносицу, и ударил в ответ. В корпус, в голову! Парень рухнул.
— Прекратить! — Федора схватил за руку подбежавший милиционер. — Почему драка?
Разом загомонили притихшие было торговцы и торгашки. Приказчик тяжело сел, осматриваясь вокруг ничего не понимающими мутными глазами.
— Пройдемте… — милиционер потянул за собой Грекова. — Свидетели есть?
Торговцы примолкли — связываться с властью они не любили ни по какому поводу. И кто знает, что за люди подрались? Один, похоже, из своих — коммерческий человек. А другой? Одет в полувоенное, приличные сапоги.
Вон как ловко ухайдакал приказчика, не посмотрел, что тот и выше, и шире в плечах, и, наверное, сильнее. Нет, ближе к своему лабазу — спокойнее.
— Есть свидетели? — громко повторил милиционер.
— Есть… — неожиданно откликнулся чей-то голос. Раздвинув собравшихся зевак, к милиционеру протиснулся пожилой человек, по виду рабочий. — Я свидетель. Ты этого парня не держи, не убежит он, — по-свойски обратился рабочий к милиционеру. — Того, побитого, бери, и пошли.
Милиционер нерешительно выпустил руку Грекова и помог встать приказчику. Зеваки начали разочарованно расходиться — больше ничего интересного не предвиделось…
— Что же вы, товарищ Греков? — рассматривая удостоверение Федора, язвительно спросил дежурный в милиции. — Сами работник Московского уголовного розыска, а руки распускаете. Нехорошо…
— Ага! Одна компания… — пьяно затянул сидевший на лавке побитый приказчик. — Ваша власть — бей в морду кому хочешь! Раньше полиция била, теперича вы бьете…
— Помолчи лучше, — оборвал его рабочий. — Этот, — он показал на размазывавшего по грязному лицу пьяные слезы приказчика, — мальчонку хотел прибить. Да… И убил бы, если бы товарищ не вступился.
— А где же мальчишка? — недоверчиво прищурился дежурный.
Федор понуро молчал.
— Убежал, — ответил за него рабочий. — Вы лучше торгашом займитесь, а товарищ правильно действовал. Нельзя таким нэпманам воли давать!
— Вы сами-то кто такой? Документы есть? — поинтересовался дежурный.
— Имеется… — рабочий положил перед ним документ. — Перфильев Яков Иванович, депутат Моссовета от рабочих Рогожско-Симоновского района. Этот потомок черной сотни, — он кивнул на притихшего приказчика, — натворил бы делов. Жируют на шее рабочего класса!
— Разберемся, — подобрался дежурный. — Ладно, товарищи, можете пока идти, понадобитесь — вызовем…
На улице Перфильев догнал ушедшего вперед Федора, взял за локоть:
— Не узнал?
Греков остановился, всматриваясь в лицо Якова Ивановича.
— Н-нет, не помню.
— Ну, может, и немудрено, больше десятка лет прошло. Вспомни, завод Гужона, кружок, тринадцатый год…
— Дядя Семен? — все еще не веря, спросил Федор.
— Я, Федя, я… — Перфильев обнял его. — Это тогда меня дядей Семеном звали. Сам понимаешь, работали в подполье. А я тебя сразу признал. Ну, рассказывай, где ты, как? Мать жива? Привет передай. Значит, в милиции теперь?
— Да… Недавно в уголовный розыск направили. В ЧК работал, дрался с Юденичем, с Деникиным, добивал Врангеля, потом ликвидировал бандитизм на юге. Теперь в Москве. И вот такая оказия. — Греков помрачнел.
— С классовой точки зрения, всыпал ты ему, конечно, правильно. Можно было и еще добавить. А с другой стороны: кто ты есть? Сотрудник рабоче-крестьянской милиции — это зеркало Советской власти! Понял? Тут, конечно, не так, как на фронте или с бандами, но и здесь свой фронт, и если ты, воюя на нем, оттолкнешь человека от нас, он прилепиться может к врагам, которых и так хватает… Знаешь что, пойдем- ка ко мне, попьем чайку из самовара, потолкуем. У тебя, небось, и знакомых-то в Москве нет?
— Старых не осталось — кто где. Но есть один друг, с Гражданской, Черников Анатолий. Может, слышали? В газете работает. Он у нас в Десятой Красной армии тоже газету для бойцов выпускал. За
