– У нас есть основания полагать, что на квартире Лушиных совершили нападение те же лица, которые приходили к вам, – не отставал Иван. – К сожалению, преступники до сего времени на свободе, а они вооружены. Понимаете, что это значит? Может быть, вы их боитесь?
– А если боюсь? – с вызовом ответила Котенева, убирая со лба прядь волос – Могу я просто, по-бабьи, бояться и никому не доверять, а? Или в нашей стране живут только герои, не ведающие страха и упрека? Тогда вы пришли не по адресу. Я – простая обывательница. Не ожидали, уважаемый Иван Николаевич? Думали, все только и ждут, как бы вам настучать, то есть, помочь следствию? А кто нам поможет? Вы? Милиция приходит, когда все кончено. Вспомните Лушиных.
– Но все же?
– Что «все же»? – Она непонимающе поглядела на Купцова. – Хотите предложить мне личную охрану? Многие уже вечером боятся выходить, приучают собак справлять нужду на унитазе.
– Будем охранять, не будем… Разве сейчас о том речь? – примирительно начал Иван. – Видимо, лучший выход сдать нам под охрану преступников, и тогда они уже больше ничего не натворят.
– Прекрасно, – язвительно усмехнулась Лида. – Все я понимаю. Но есть маленькое обстоятельство, которого вы не учитываете: я все понимаю теоретически. И ничем не смогу помочь уважаемому ведомству. Разве, что посочувствовать…
– Как ваша девичья фамилия? – неожиданно спросил Купцов.
– Моя? – Лида чуть не поперхнулась. – При чем здесь моя девичья фамилия? Ну, если хотите, Манакова. И что?
– Ваш брат за что осужден?
– Виталик? – она с нескрываемым испугом поглядела на Ивана, явно не зная, как себя вести и что отвечать.
– Я жду, – поторопил Купцов. – Или вы не хотите говорить на эту тему? Но мы и без вас можем проверить.
– Виталик? – беспомощно повторила Лида. – Он ни в чем не виноват, поверьте. Молодой, глупый, его втянули…
– Во что втянули?
– Ну, в это… Торговать валютой, – неохотно ответила Котенева, опуская голову. – Мне действительно тяжело говорить об этом. И так дома…
– Я понимаю, – заверил Иван. Кажется в глухой обороне наметился слабый участок? – Так, что дома?
– Дома? Вам интересны наши семейные склоки? Извольте, если хотите. Чего уж теперь… Муж ругает брата, считает, что он опозорил семью, а для меня Виталик все равно родной, где бы и кем бы он ни был. Разве я могу его предать?
– Кто втянул вашего брата в незаконные операции с
валютой?
Лида зябко повела плечами, словно ей вдруг стало холодно.
– Боже мой! Да я толком ничего не знаю… Говорили на суде, что он вступил в преступный сговор с неким Зозулей, так того тоже судили.
– Ладно, давайте начистоту, – предложил Купцов. – Ведь они у вас были, приходили под видом обыска. Когда?
– За несколько дней до того, как пришли к Луши-ным, – после долгой паузы почти шепотом ответила Лида. – Вечером… Сначала в дверь позвонил слесарь из жилищной конторы. Муж открыл, а потом снова позвонили и дверь пошла открывать я. Мы полагали, что вернулся слесарь.
– Сколько их было?
– Трое. Один в форме милиционера, лысоватый такой.
– В каком звании? – уточнил Иван.
– Я не разбираюсь в ваших звездочках, – закрыв лицо ладонями, глухо ответила Лида, – и до того ли нам было?
– А двое других?
– В штатском. Молодые, прилично одетые, чистенькие.
– Много взяли? – Купцов все еще не мог поверить, что ему, наконец, удалось выйти на след преступников, разговорить Лиду, заставить ее довериться ему.
– Искали что-то, рылись в вицах. Сначала предлагали сдать добровольно ценности, а потом забрали деньги, облигации, кое-что из моих украшений и ушли. У меня до сих пор все дрожит внутри, как только вспомню, а уж стоит подумать о том, как поступили с Путиными, так вообще сердце обрывается.
– Можете описать внешность преступников? – делая торопливые пометки в блокноте, бросал вопрос за вопросом Иван. – Как они выглядели, во что одеты, как называли друг друга, нет ли у них татуировок, особых примет? Ну, к примеру, шрам, зубов не хватает?
– Описать я, конечно, попробую, – Котенева немного успокоилась и голос ее стал звучать ровнее. – Хотя труд но, но было время их разглядеть, пока они у нас все обшаривали. Про лысоватого я уже говорила, а молодые – один лет тридцати, а второму не больше двадцати трек – двадцати двух лет, рослые, подтянутые, вином от них не пахло. Называть друг друга по имени они избегали. Или я просто не обратила внимания?
– Номера облигаций не помните?
– Зачем запоминать? – горько усмехнулась Лида. – Они у нас все переписаны.
