прочь. Татарин был ловок, увертлив, как уж, легко правил конем, умело закрывался небольшим круглым щитом, украшенным чеканными медными бляшками. Вот он снова наскочил, стараясь рассечь концом сабли грудь казака.
Головин принял удар на скрещенные клинки и сильно развел их в стороны, заставив степняка отвести назад руку.
— Вах! — вскрикнул наездник и начал сползать с седла: его правая рука, мгновение назад сжимавшая саблю, упала под копыта коня. Крепко учил биться чернец Родион!
Тимофей выхватил из-за пояса пистолет, выстрелил в пытавшегося ткнуть его копьем татарина и стрелой вылетел из свалки. Впереди, держа за узду лошадь с пленным, торопливо уходил в степь Иван Рваный. Чуть отстав от него, скакали еще двое казаков. Но вот один пошатнулся и упал на гриву коня — догнала шальная пуля.
Погонять вороного не было нужды: ему словно передалась тревога Тимофея, и он летел быстрее ветра, струной вытягивай сильное тело и, казалось, почти не касался копытами земли. Сзади жутко выли татары, мимо уха вжикнула стрела, дробью рассыпался топот погони. Степняки не хотели выпустить уже попавших в их руки и обреченных на смерть: в Диком поле один закон — либо ты, либо тебя!
Только позволь уйти казакам — и они поднимут на перехват набега Донское Войско. А что против него три сотни всадников? Нет, надо волками гнать по степи остатки сторожевой станицы, не давая ей передышки, пока не подкосятся ноги коней, пока не падут они, пятная траву потоками крови из ноздрей. Срубить казачьи головы, насадить их на копья и привезти из набега, как почетный трофей. На ходу перескакивать на свежих, заводных лошадей и гнать, гнать, гнать!..
Поравнявшись с атаманом, Тимофей увидел, что рядом с ним скачет только Аким Тетеря. Итак, их осталось всего трое, не считая пленного татарина, мешком брошенного поперек седла. Левый рукав у Ивана набух темной кровью, рука повисла плетью, а Тетеря ничего, целехонький, — лишь багровый след удара на скуле да разодран сапог.
— Дым! — покосившись на Головина налитым кровью глазом, просипел Рваный и направил коня к дальнему кургану.
— Ги-и-и-их! — кричал Аким, подгоняя скакунов.
На дальнем кургане загодя были сложены охапки сухой травы и валежник для костра, чтобы столбом дыма оповестить другие сторожевые станицы о появлении орды. И теперь Иван рвался туда, надеясь, что успеет предупредить своих, помешает врагу застать их врасплох.
Головин оглянулся. Погоня раскинулась широко по степи: не меньше полусотни всадников преследовали казаков, сумевших оторваться на несколько полетов стрелы. Но долго ли удастся выдержать это расстояние? У татар есть свежие, заводные кони.
Как же медленно приближается заветный курган! О том, что будет после, не хотелось думать: сейчас главное — разжечь костер! Скорее, скорее, только бы не попалась под копыто вороного нора суслика, только не переломал бы он ноги, не рухнул, подминая под себя седока. Кажется, широка и привольна степь, а не разойтись в ней без крови и смерти людям разных вер. Да и как иначе, если одни приходят, чтобы взять жизнь и свободу других?
На вершине кургана Иван сполз с седла и, неуклюже действуя раненой рукой, начал высекать огонь, глухо ругаясь сквозь зубы. Неожиданно он обернулся, глянул на Тетерю и Головина белыми от боли глазами:
— Геть отсюда! Берите пленника и моего коня. Живей! Они сейчас будут здесь!
— Атаман!..
— Геть! — Иван наконец справился с огнивом, и по сухой траве пробежали первые язычки пламени. — На другом кургане запалите!
Схватив плеть, он с размаху хлестнул коней, заставив их резко принять с места в карьер. Сквозь топот копыт донеслось еще раз:
— Запалите!
И опять всё перекрыл свист ветра и разъяренный рев татар, увидевших, как поднимается к высокому голубому небу столб темного дыма сигнального костра…
Мурза мрачно смотрел на дым сигнального костра, поднимавшийся к небу с вершины кургана. О Аллах! Какой неудачный день. Хочется надеяться, что он пройдет, не принеся новых неудач. Ведь всем известно: стоит один раз подвернуть ногу, и еще долго будешь потом хромать.
Сегодня в стычке с небольшой сторожевой станицей казаков он потерял почти три десятка всадников и несколько десятков лошадей. А после схватки нашли и подобрали всего пять русских, причем один из них мертвым был привязан к седлу, а другой умер от раны в груди раньше, чем его сняли с коня. Трое других просто изрублены на куски. Дьяволы, а не люди!
Теперь те, кто сумел прорваться сквозь строй его джигитов, зажгли на кургане костер, подавая своим весть о набеге. Потеряно главное и самое ценное — внезапность!
Он знаком велел приблизиться ожидавшим его распоряжений сотникам и молча показал им плетью на дым, поднимавшийся с вершины кургана.
— Высокочтимый, — поклонился один из сотников, — сейчас костер потухнет.
— Лучше, если бы он совсем не горел, — ядовито заметил мурза.
— Если высокородный позволит мне дать совет… — сделал шаг вперед другой сотник, прижав руку к сердцу.
— Ну? Говори, Буга.
— Не стоит гнаться за ушедшими в степь казаками, — преданно глядя в желтые, как у птицы, злые глаза мурзы, тихо сказал Буга. — Надо повернуть коней в сторону от старого шляха и напасть на маленькие селения русских, где нас наверняка не ждут.
— М-м-да. — Мурза задумался, с удовольствием отметив, что столб дыма стал тоньше и наконец совсем исчез. — Ты знаешь, где эти селения?
— Да, мой мурза. До них меньше двух дней пути, но если мы поторопимся…
— Хорошо! Отдыхать будем дома. Пусть воины чаще меняют лошадей. Веди нас!
Сотники бросились к своим скакунам, и вскоре длинная лента конных людоловов резко изменила направление и, запутывая след, потекла на северо-запад.
Примерно через час колонну догнали уходившие в погоню за казаками. К Буге подскакал покрытый пылью и пропахший конским потом десятник:
— Русские зажгли еще один костер. Уже на другом кургане.
— Собаки. — Буга зло сплюнул. — Почему вы дали им уйти?
— Мурза приказал прекратить погоню, а у первого костра остался только один урус-шайтан.
— Если он еще жив, сдерите с него кожу и бросьте в степи, — приказал сотник. — Если мертв, отрубите голову и отвезите ее мурзе.
— Он изранен, но еще жив, — сообщил десятник.
— Тем хуже для него, — хищно ощерился Буга. — А костер?.. Теперь это уже не так важно. Сейчас все решит быстрота наших коней…
Погоня за татарами шла день и ночь. Казаки не жалели ни себя, ни лошадей. И так потеряли время, пока добрались до кургана, где остался Иван Рваный, но там нашли только следы его последней, отчаянной схватки с басурманами. Потом обнаружили сакму и уже не теряли ее, надеясь вот-вот настигнуть людоловов. Но почему татары вдруг свернули с хорошо знакомого им пути, что заставило их так поступить?
— Хитрят, следы запутывают, — твердил осунувшийся и как-то враз постаревший Аким Тетеря. — А где-то исподтишка наскочат и ударят. Я их мерзкие повадки знаю.
Где ударили татары, обнаружилось к следующему полудню. Сакма привела к разоренному городку, в котором не осталось ни одной живой души. Сорванные ставни на окнах, выбитые двери, в домах все перевернуто и побито, на дворах лежат порубленные ордынскими саблями тела пытавшихся сопротивляться жителей.
— А не пожгли, — мрачно оглядев картину опустошения, отметил Тимофей. — Разграбили, взяли полон, но не пожгли.
— Боятся дымом себя выдать, — недобро прищурился Аким. — Ну, ничего, поквитаемся!
