прежнему смотрели хмуро.
— А это кто? — спросил он и показал на Павлина. — Что за медведь?
— Прохор, попутчик мой, — объяснил Илья. — Купеческий приказчик из Москвы.
— Ладно, — буркнул мужчина. — Обождите здесь. — Почти бегом он бросился к терему. Гулко хлопнула закрывшаяся за ним дверь.
— Давай рассчитаемся, и поеду я, — поглядывая на окруживших их холопов, попросил Тархов. — Хозяева уж больно нелюбезные.
— Успеешь, — не поворачивая головы, ответил Илья. — Не бойся, получишь свои золотые.
— Дал бы то Бог… — вздохнул стрелец.
Тем временем мужчина в долгополом кафтане поднялся на второй ярус терема и вошел в горницу. Переступив порог, склонился в поклоне перед сидевшим в большом кресле дородным человеком в белой вышитой рубахе и широких штанах из тонкого полотна. Положив на низенькую скамеечку, украшенную инкрустацией из рыбьего зуба, босые ступни с желтоватыми мозолями на пятках, он слегка шевелил пальцами ног, разглядывая их с таким интересом, будто заморскую диковинку.
— Кто там, Архип?
— «Охотник» прибег с польской стороны. Говорит, с вестями до Кириллы Петровича. Но ведь он… Как прикажешь, боярин?
— «Охотник»? — Боярин почесал большую темную бородавку около левого уха. — А с ним кто?
— Попутчик. Зовут Прохор, приказчик купца. Его в Варшаве подрядили «охотника» сюда проводить. За восемь золотых.
— Ему лучше заплатить тридцать сребреников, — зло ощерился боярин. — Видал я их в окошко. Это Павлин Тархов, стрелец Никиты Бухвостова! Понял, дурак, кого твой «охотник» притащил?
Архип побледнел и упал на колени. Забормотал, не смея взглянуть на хозяина:
— Исправим, боярин, все исправим!
— Молчи! Чего ты исправишь? Никитка уже до Варшавы свои лапы дотянул, к нашему горлу подбирается!
Боярин сердито пристукнул кулаком по подлокотнику: ну, Никита, ну, змей! Выходит, обложили его людишки пана Гонсерека, охмурили, заставили плясать под свою дудку?! Дела…
— На корм ракам отправлю, — прохрипел Архип. — Обоих! Боярин задумался. Пожалуй, Архип прав: живым отсюда нельзя выпустить ни «охотника», ни стрельца. А пана Марцина надо предупредить: пусть опасается того, кто присватал ему такого провожатого для тайного гонца. А еще лучше — немедля уничтожить этого человека. Иначе тут не одна голова ляжет на плаху.
— Вели баньку истопить, — приказал боярин. — Отправь их туда, пусть рабы божьи чистыми предстанут перед Господом. Как разденутся и пойдут мыться, тут их и кончайте! Вдвоем им по дороге в рай не скучно будет. Мне принесешь их вещички. У «охотника» энколпион должен быть. Так ты погляди особо, чтобы не пропал он в суматохе.
— Что? — не понял Архип.
— Энколпион, — терпеливо повторил хозяин. — Крест такой нательный. Большой, створчатый, как для мощей. Уразумел? Да рожу свою расправь, не хмурься! Нечего их настораживать…
Мужик в долгополом кафтане шустро скатился с крыльца во двор и тут же начал покрикивать:
— Митька! Беги баньку топить для дорогих гостей. Живо!
— Истоплена уже, — отозвался один из холопов.
— Вот и ладно, — ласково заулыбался Архип. — Проводи, пусть грязь смоют. А потом за стол — и о делах поговорим. Пошли, пошли!
Он подхватил Илью и Павлина под руки и потянул в сторону реки. Тархов поразился случившейся в нем перемене и смекнул, что мужичок не зря бегал в терем: не иначе, на приезжих поглядывал из окошка кто-то поважнее ключника. Он и распорядился насчет баньки и обеда. Значит, Илюшку признали. Тогда можно и в баньку, зачем спешить, коли удача сама идет в руки? Но отчего же муторно на душе? Такое ощущение он испытывал памятной ночью в корчме, когда убили Терентия Микулина.
Банька стояла у самого тына, спускавшегося почти к урезу воды. Оно и понятно: не таскать же ведра от колодца, если река рядом. В предбаннике под потолком висели березовые веники, вдоль стен стояли выскобленные до желтизны лавки. Приятно пахло парным теплом и луговыми травами.
— Вота, разболакайтесь. — Архип приоткрыл дверь в парную и потянул носом. — Ух, хорошо протопили… Как помоетесь, кликните Митьку. — Он дробненько рассмеялся и вышел.
Тархов заглянул в парилку. Пусто, никого. В большой банной печи рдели от жара раскаленные камни. Спорник, что покрупнее, светился багровым, а конопляник, который помельче, казался ярко-алым. Стояли на лавке деревянные шайки и ушаты, лежал ковшичек, бочки полны свежей речной воды. Илья скинул кафтан, стянул сапоги, снял исподнее. Поверх положил свой крест. Почесывая впалую, узкую грудь, с недоумением уставился на Павлина:
— Ты чего? Попаримся с дороги.
Стрелец вздохнул и нехотя начал разоблачаться, аккуратно складывая одежду. Илья уже вошел в парилку и плеснул на камни воды из ковша. К потолку метнулась горячая белая струя пара, с легким шипением стала расползаться по углам. Тархов выбрал себе веник и нырнул в пахучий пар, чувствуя, как тело сразу отозвалось приятным зудом, будто по коже побежали сотни мурашей, щекоча ее махонькими лапками.
— Поддай! — азартно крикнул он Илье и, не дожидаясь, сам плеснул на камни холодной воды из ковша.
Попутчик присел, спасаясь от жара, а стрелец начал охаживать себя веником, до красноты нахлестывая широченную грудь и бугрившиеся огромными мускулами руки. Потом взял шайку и налил в нее горячей воды. Да что там горячей, просто крутого кипятка! Илья постанывал от наслаждения, развалившись на нижнем полке.
Неожиданно дверь распахнулась, и в парилку ворвалась струя прохладного воздуха. Вместе с ней ворвались несколько дюжих холопов с длинными кинжалами в руках. Не долго думая, Павлин схватил шайку с кипятком и выплеснул прямо в лицо нападавшим.
— А-ай-у! — дико взвыл кто-то от жуткой боли, а Тархов уже обрушил разбухшую посудину на голову ближайшего противника.
«Не зря, стало быть, сердце щемило», — мелькнуло в мозгу, а руки работали сами, намертво укладывая холопов одного за другим, направо и налево раздавая страшные удары шайкой, выдолбленной из цельного куска столетней липы и для крепости стянутой обручами.
Один холоп хотел, было, кинуться стрельцу в ноги, но тот пинком отшвырнул его, как котенка, прямо на раскаленную печь. Другому шайка угодила по голове, заставив распластаться на мокрых досках пола, третьему досталось по спине, и он тут же встал на карачки, но Павлин добавил ему ногой по ребрам, и холоп затих. Все было кончено.
Тархов метнулся в предбанник, схватил свою одежду и сумку в охапку: теперь его не взять! Побежал назад, смахнул с полка сжавшегося Илью:
— Бежим!
— Куда? — дернулся тот.
— Убьют! — гаркнул Тархов и потянул его к выходу. Путаясь в ворохе одежды, вытащил рывком пистолет и ударом ноги распахнул дверь.
По двору к баньке бежали холопы с вилами и кольями. Не целясь, Павлин бабахнул по ним из пистолета и, подталкивая перед собой Илью, заметался вдоль тына: где тут калитка или ворота, иначе как они берут воду из речки? Ага, вот она!
В одно мгновение он отодвинул засов и вышвырнул попутчика за тын. Следом выскочил сам. Эх, припереть бы чем-нибудь калитку, да некогда: топот погони уже совсем рядом и, что самое неприятное, заливаются лаем псы, спущенные с цепи.
— Давай на тот берег!
Схватив Илью за руку, стрелец потащил его в воду, показавшуюся после баньки обжигающе холодной. Ничего, Бог милует, только бы уйти! Речушка не широкая, на том берегу кусты и близко лес, а в лесу и с собаками не сыщут — не впервой следы путать.
