— Замерзла, бедняжка. — Сеид передал рабыню слуге и с сожалением причмокнул губами. — Заверни ее в шубу и дай поесть. Совсем люди не умеют беречь товар.
Анастасию завернули в большой овчинный тулуп и уложили в повозку. Пожилой татарин сунул ей в руки кусок холодной баранины и ломоть лепешки.
— Ешь, приедем — дам горячего.
— Трогай, Мустафа! — забравшись на передок, велел Сеид.
Повозка покатила к воротам. Подняв глаза, девушка увидела в одном из окон прижавшееся к решетке бледное лицо Варвары. Отвернувшись, Настя оторвала зубами кусок лепешки и начала медленно жевать, не чувствуя вкуса. Пока жизнь продолжалась…
Лежа на охапке прелой соломы в углу каменного мешка без окон, Ивко пытался понять, как случилось, что стражники устроили засаду в доме Спиридона. Помнится, возвращаясь, он хотел поразмыслить: почему татары так быстро бросились в погоню после похищения мурзы? Вот ему и выдался досуг — размышляй, сколько влезет, пока за тобой не придут палачи.
Свою тюрьму он уже досконально обследовал: простукал стены, исползал весь пол, тщательно ощупал дверь. Окон нет, дверь из толстенных досок, камни стен вплотную пригнаны друг к другу, пол выложен из крупных булыжников. Любую надежду на побег нужно сразу же оставить и не тешить себя несбыточными мечтами, — видно, здесь придет конец его жизни. Конечно, жаль, но и так сколько раз он обманывал судьбу, уходя невредимым оттуда, где другие складывали головы. И какие головы! А теперь пришел его черед сложить свою. Дай Бог силы сделать это достойно.
Услышав лязг засова, серб насторожился: может быть, принесли похлебку? Азис-мурза не слишком щедр на кормежку — всего один раз в день миска жидкого варева и кусок черствой лепешки. За три дня Ивко уже успел проголодаться.
Дверь распахнулась, и появился мускулистый татарин в кожаной безрукавке, надетой на голое тело. Его бритая голова блестела в свете факела, который держал стоявший за ним стражник.
— Этот? — Бритоголовый хлопнул себя ладонями по толстым ляжкам, обтянутым грубыми суконными шароварами.
— Да, забирай. — Стражник зевнул.
— Мозгляк, кожа да кости. — Бритоголовый презрительно сплюнул, еще раз оглядел узника и засмеялся: — Работы на час, долго не протянет!
— Меньше мучиться. — Ивко поднялся и вышел из каземата. Вот и все. Палач не заставил себя долго ждать. Прощай, последний неласковый приют.
Стражник подтолкнул серба в спину, понукая быстрее переставлять ноги. После сырости каменного мешка во дворе показалось очень жарко, даже душно. Ярко сияло в чистом голубом небе солнце, порывами налетал ветерок, донося шум улиц, протянувшихся за стенами ограды. Оглядевшись, серб понял, что одной из стен служит тыльная часть известного всем окрестным жителям дома Азис-мурзы.
Бритоголовый привел узника в дальний конец двора к низкому, сложенному из дикого камня строению и ударом ноги распахнул тяжелую кованую решетку, заменявшую дверь.
— Спускайся. — Он показал на круто уходящие вниз щербатые каменные ступени.
Внизу, в багровом полумраке, возился у горящего горна еще один татарин — такой же мускулистый и бритоголовый, в длинном кожаном фартуке. Ловко развернув узника, палачи сноровисто связали ему руки. Над головой серб увидел толстую балку, к которой были подвешены ремни, цепи, покрытые ржавым налетом крючья и деревянные колоды с дырками разной величины. В горне калились клеши с длинными ручками и железные прутья с загнутыми концами. В углу стояла низкая широкая скамья с привязанными к ней сыромятными ремнями.
— Выбираешь, с чего начать? — засмеялся первый палач — Не переживай, все будет твое!
— Дух здесь тяжелый, — доверительно пожаловался второй палач — Поэтому и решетка вместо двери.
Он зачерпнул из бочки воды, плеснул себе на шею и растер огромной ладонью, крякая от удовольствия. Но тут же настороженно прислушался и шепнул
— Идет!
Придерживаясь рукой за стенки, в пыточную спустился Азис-мурза. Палачи притащили деревянное кресло, и начальник ханской стражи уселся, положив на колени саблю.
— Как твое имя! — задал он первый вопрос
— Ивко, — не стал скрывать серб.
— Ты приказчик греческого купца Спиридона и живешь в его доме?
— Да, я один из его приказчиков.
— Где сейчас твой хозяин?
— Уехал по делам, — пожал плечами Ивко — Торговля.
— Куда уехал? — Мурза спрашивал ровным голосом, не спуская глаз с лица узника — В Стамбул, к туркам?
— Может быть, завернет и туда, — согласился серб — А может быть, и нет. Все зависит от того, как пойдут дела.
— Подтяните его, — все тем же ровным голосом приказал Азис.
Подскочили палачи, зацепили веревку на запястьях Ивко за крюк и подвесили узника. Под тяжестью собственного тела руки у серба вывернулись из суставов, и он закричал от боли.
— Опустите, — махнул рукой мурза, и палачи опустили Ивко на пол.
Отцепив крюк, они развязали ему руки и быстро вправили суставы. Боль немного утихла, но руки тут же опять связали — уже спереди.
— Попробовал? — усмехнулся Азис. — Будешь крутить хвостом, как худая кобыла, тебя подвесят за большой палец ноги и будут бить кнутом, пока не вернется память. Спиридон уплыл в Стамбул?
— Я сказал, — серб поморщился от боли, — все зависит от того, как пойдут дела. Он собирался в Кафу, потом к грекам, а поплывет ли в Турцию, я не знаю.
Мурза побарабанил пальцами по ножнам сабли, словно раздумывал о чем-то, потом вздохнул:
— Ты не хочешь быть откровенным, Ивко. Здесь до тебя побывало множество упрямцев, но всем им развязали языки. Развяжут и тебе.
— Мне нечего скрывать.
— Лжешь, — с притворным сожалением покачал головой Азис. — Скажи, сколько дней прятались у вас в подвале урус-шайтаны? Кто встречал их лодку на берегу моря? Кто дал им лошадей? Как ты или твой хозяин поддерживаете связь с Паршиным в Азове? Через кого?
Опустив голову, серб молчал. Он решил, что больше не скажет ни слова.
— Мне надо узнать это, и я узнаю, — откинулся на спинку кресла мурза. — Мы только начали разговор. У меня множество вопросов, на которые ты ответишь, христианская собака! Давайте!
Он махнул рукой палачам. Они подхватили Ивко, опять зацепили крюк за веревку. Рывок — и серб повис, подтянутый к балке. Первый бритоголовый ухватил его за нижнюю челюсть, заставил открыть рот и воткнул в него деревянную воронку. Второй палач подал ему большой ковш, обхватил ноги узника и зажал их.
Рот Ивко наполнила вонючая, жутко соленая, отдающая гнилью, горькая жидкость. Как огнем обжигая горло, она потекла по пищеводу, наполняя желудок, сразу же отозвавшийся приступом режущей боли. Он хотел дернуться, выплюнуть эту гадость, но палачи знали свое дело.
— Попей, попей, — засмеялся Азис — Это рапа! Вода из Гнилого залива. Она разожжет костер у тебя внутри, разъест солью твой живот, превратит кишки в решето. А я не дам тебе чистой воды, пока не заговоришь. И не такие сдавались перед могуществом рапы!
Палачи угодливо засмеялись. Серб чувствовал, как раздувается его живот, казалось, готовый лопнуть от переполнившего его «напитка шайтана» — так татары называли рапу. Влив в узника весь ковш, бритоголовый в кожаном жилете вытащил воронку у него изо рта и заискивающе поклонился мурзе:
— Высокородный! Не прикажешь ли сделать ему кааб-суфтан?
Ивко смог только скрипнуть зубами. Кааб-суфтан — это подрезание пяток Потом в раны насыпают соль с рубленым конским волосом, чтобы еще больше усилить муки.
— Знаешь, что это? — Азис взял из рук палача небольшой кривой нож-дехре, которым подрезали пятки, и показал его сербу. — Здесь умеют много такого, о чем ты даже не догадываешься. Еще до заката я
