квартиру объекта! Долгожданный связной?
Щелкнул замок, потом послышались неясные восклицания и шорох бумаги. Секунда другая тишины, и дверь хлопнула. Вошел?
Нет, выше этажом раздались шаги направлявшегося к лестнице человека. Полицейский развернулся и, стараясь производить как можно меньше шума, кинулся бежать – скорее, скорее, надо успеть выскочить на улицу раньше, чем спустится негр. Нельзя его настораживать.
Он успел выбежать из подъезда и спрятаться за афишной тумбой прежде, чем чернокожий в клетчатом костюме вышел и направился к остановке трамвая. Следом за ним покатила коляска на дутых шинах с двумя седоками.
Спрятавшийся за афишной тумбой полицейский поглядел на старшего и, заметив условный знак, потащился за негром, провожая его до остановки. Дальше чернокожего «поведут» те, кто сидел в коляске…
Дежуривший этажом выше квартиры объекта сотрудник полиции, свесившись через перила лестницы, провожал взглядом спускавшегося негра. Проклятье, почему они говорили так тихо? Не удалось разобрать ни одного слова, сколько он не напрягал слух. Но и так сегодня удача, после стольких дней бесплодного ожидания!
Полицейский собрался вернуться на привычное место у окна лестничной площадки, как вдруг почувствовал, что его крепко схватили за штаны и ворот пиджака, оторвали от пола и подняли в воздух. Он хотел закричать от страха, но не успел – мир в его глазах со страшной скоростью повернулся, ноги взлетели к потолку, голова опустилась и пол сильно ударил по ней, моментально погасив сознание.
Держа оглушенного шпика одной рукой, гигант Гонза бережно, как детскую тряпичную куклу, посадил его в угол.
– Жив? – спросил Кривцов, быстро спускаясь к дверям квартиры Ланкаш.
– Очухается, – отмахнулся циркач, – я аккуратненько.
Владимир уже вертел ручку звонка – один длинный, два коротких, секунда молчания, потом два коротких и один длинный. Ну, что она там, заснула что ли? Время дороже денег!
Наконец послышались легкие шаги и дверь приоткрылась. В щель он увидел влажно блестевший глаз и прядь рыжеватых волос.
– Вам кого?
– Здесь живет госпожа Марта? Я привез ей привет из Будапешта. – Приходилось терять время, произнося пароль, но что поделаешь?
– От дяди Яноша?
– Нет, от кузена Миклоша.
Звякнула скинутая цепочка, дверь распахнулась, открывая им путь в слабо освещенную прихожую.
Следом за Гонзой Кривцов прошел в комнату – чисто прибранную, с модной мебелью и большим букетом белых роз в хрустальной вазе на столе.
Хозяйка, зябко кутаясь в темную вязаную шаль, вопросительно смотрела на гостей. Перед ней стояли двое мужчин. Первый – громадного роста, – разворачивал странный сверток, оказавшийся складным саквояжем невероятных размеров. Другой – лет сорока пяти, плотный, с холодными светлыми глазами, – сунул пальцы в жилетный карман и достал пуговицу.
– Я от нашего общего друга. Времени совершенно нет. Вы готовы?
Хозяйка взяла с его ладони пуговицу и близоруко прищурилась, поднеся ее ближе к глазам. Потом опустила руку за вырез платья и вынула точно такую же пуговицу.
– Материалы при вас? – поторопил ее светлоглазый гость, а гигант нетерпеливо встряхнул саквояж, расправляя его складки.
– Да. Подождите минутку, я возьму вещи.
– Скорее, ради Бога! Неужели вас не предупредили? Берите только самое необходимое.
– Торопливость губительна, – холодно усмехнулась Марта, направляясь в смежную комнату. Звякнули какие-то склянки; скрипнула дверца платяного шкафа, зашуршала одежда.
Кривцов сердито засопел – копается, черт бы ее побрал! Наверное, жила здесь под видом модной певички или дамы полусвета? Вон какая она ухоженная, статная. И молодая, – лет двадцать пять, не больше, – а у таких обычно полно дури в голове и серьезные дела все еще воспринимаются как увлекательные, захватывающие дух игры, щекочущие нервы и придающие остроту рутинным будням. Неужели никак не может решиться расстаться с тряпками и побрякушками, флакончиками и зеркалами? Сейчас надо исчезать отсюда, как призракам, а она заставляет терять драгоценное время. Или не понимает, что если их сцапают, то непременно затянут на шее веревку. А тогда ни тряпки, ни зеркала больше не понадобятся? Или надеется обольщать тюремщиков и дьяволов в аду?
Марта вышла из смежной комнаты в маленькой темной шляпке с вуалеткой, держа в руках небольшой дорожный чемоданчик.
– Я готова.
Кривцов выхватил из ее рук чемоданчик, кинул его в бездонный саквояж Гонзы и не терпящим возражений тоном приказал:
– Полезайте! Живей!
– Куда? – женщина недоуменно подняла тонкие брови.
В другое время и в иной обстановке фотограф, наверняка, обратил бы на нее внимание и, не исключено, что на него подействовали бы ее чары, заворожил голос, заставив легко кружиться голову и учащенно биться сердце в предчувствии возможного флирта. Но это в другое время и в иной обстановке, а не сейчас, когда счет шел на секунды и даже невозмутимый Гонза от нетерпения притоптывал огромными башмаками. Сейчас Владимир испытывал только злость и раздражение от ее непонятливости.
– Туда, – он подтолкнул ее к широко разинутой пасти гигантского саквояжа. – Ну, смелее!
– Но я там не помещусь, – она сделала еще одну робкую попытку воспротивиться натиску Кривцова. – Я задохнусь.
– Здесь есть клапан, – прогудел Гонза.
– Придется потерпеть, ничего, сложитесь пополам, – заставляя ее встать ногами в саквояж, приговаривал фотограф. – Нельзя, чтобы вас кто-нибудь увидел. Садитесь, а теперь обнимите колени руками и пригните голову. Да ниже, ниже!
Не вытерпев, он сильно нажал на ее плечи, не обращая внимания на сдавленные вскрики женщины и, при помощи циркача, закрыл замки саквояжа.
– Поднимешь? – выглянув в прихожую, спросил Кривцов у Гонзы.
Атлет взялся за ручку и приподнял саквояж, оторвав его от пола. Встряхнул и оттуда снова раздался глухой, сдавленный вскрик.
– Замрите! Ни звука! – зло прошипел фотограф и кинулся по комнатам, заглядывая во все закоулки квартиры.
– Никого, – вернувшись, сообщил он циркачу. – Выносим. Я впереди.
В прихожей Владимир осторожно приоткрыл дверь и выглянул: на лестничной площадке пусто и тихо. Выпустив Гонзу с его драгоценной ношей, он отпустил предохранитель замка и захлопнул дверь. Все, теперь только вперед!
Полицейский шпик все так же безучастно сидел в углу. Мимоходом бросив на него взгляд, Кривцов понял, что тот еще очень не скоро придет в себя. Что же, тем лучше. Теперь быстрее наверх, к спасительному чердаку!
Сзади, чуть покряхтывая под тяжестью неудобной ноши, торопился Гонза. Марта в саквояже молчала. Может быть, она лишилась чувств?
– Тише ты, не топай, – распахнув дверь чердака, предупредил циркача Владимир. – Донесешь?
Гигант только досадливо дернул головой и на цыпочках почти побежал по мосткам, брошенным на балки перекрытий. А Кривцов уже вставил отмычку в замок, запирая его. Так, вперед, скорее вперед!
Наконец, они очутились на лестничной площадке подъезда соседнего дома.
Вниз, быстрее вниз. Гонза перебросил саквояж из одной руки в другую, шея у него взмокла от напряжения. Приостановившись, он поставил ношу на плечо.
– Осторожнее, – одернул его Владимир.
