это ему не удается — и закричал истерично и громко, надеясь спасти себя:
— Сюда! Скорее! Сюда!
Антон ловко поймал его за ногу и сильно дернул. Щур упал на сено, извиваясь всем телом, попытался вырвать штанину из цепких чужих пальцев и уползти, спрятаться за тюками у стенки.
Волков вскочил в вагон, навалился на уголовника, подминая его под себя и судорожно, торопливо доставая парабеллум. Глухо стукнул выстрел. Макар вздрогнул и поставил ведро на землю.
— Давай второго, — велел капитан, показывая на лысого. — Надо их убрать с глаз долой. Не стоит себя обнаруживать раньше времени.
Макар поднял тяжелое тело и помог втащить его в вагон.
— Ведро! — высунувшись, требовательно протянул руку разведчик. — Быстро!
Путко подал ведро. Плеснув керосин на сено, капитан вернул ведро, спрыгнул на пути и достал спички.
— Швайн! — раздалось сзади. — Свиньи!
Повернув голову, Макар увидел торопливо бегущего к ним тощего немца с большой клеенчатой тетрадью в руках. Поняв, что перед ним совсем не те русские, которых он оставил здесь, уходя по своим делам, солдат остановился и начал снимать с плеча карабин.
— Хальт! Стоять! Стреляю!
Волков выстрелил первым. Немец согнулся пополам и осел на гравий, выбросив вперед руку, словно стремился поймать разведчиков, даже будучи уже мертвым.
Чиркнула спичка, упала на смоченное керосином сено, побежали веселые язычки пламени, расширяя огненное кольцо, набирая силу, окутываясь поверху чадным синеватым дымком.
— Скорее! — Антон потянул Макара на себя. — Керосин остался?
— Да, — Путко стал мертвенно-бледен, но старался держаться бодро.
— Сюда, — капитан нырнул под вагон, и, согнувшись, пробежал под ним, и выскочил с другой стороны состава. Помог выбраться запыхавшемуся Макару, успевшему прихватить карабин убитого. — Скорее, сейчас они поднимут тревогу! Нам надо успеть.
В небе вдруг появился клуб дыма, потом взметнулось высокое пламя, костром поднявшись над вагоном с прессованным сеном, и почти тут же от вокзального здания взлетели вверх две красные сигнальные ракеты…
Когда на путях неожиданно хлопнул пистолетный выстрел, штурмбаннфюрер Шель как раз начал допрашивать задержанного солдатами раненого русского офицера. В том, что это именно офицер, у Гельмута не было сомнений — галифе комсостава Красной Армии, коверкотовая гимнастерка, споротые петлицы, стрижка и… руки! У рядового не может быть таких рук, с тонкими чуткими пальцами, какие бывают у музыкантов или хирургов.
А если действительно пленный — военный врач? Почему нет? У него интеллигентное лицо, и повязки на ранах наложены весьма умело. Не исключено, что он сам себя и перебинтовал.
— Вы врач? — приказав усадить пленного на стул и садясь напротив, спросил Шель. Допрос он вел в вокзальном здании. Время дорого, очень дорого!
Пленный молчал, опустив голову.
— По-прежнему неразговорчивы? Ничего, у нас есть средства для развязывания языков. Не стоит доводить до крайностей, поверьте. Отвечайте на вопросы, и я гарантирую вам жизнь.
— Какую? — разлепил спекшиеся губы Сорокин.
— В лагере, — быстро ответил Гельмут.
Пленный заговорил, а это уже пусть маленький, но успех, и его надо всячески развивать. Нельзя же серьезно рассчитывать на получение нужных сведений от ребенка-заморыша, а раненый не выдержит и десяти минут интенсивного допроса — слишком ослаблен ранами и потерей крови и к тому же наверняка голоден.
— В лагере для военнопленных, — уточнил эсэсовец. — Не бог весть, но все-таки жизнь! Вы, наверное, голодны? Так?
Пленный молчал, полуприкрыв глаза. Веки его вздрагивали, лицо напряглось, словно он к чему-то прислушивался.
— Подумайте, — предложил Шель, — я могу вам дать три минуты. Не больше, у меня очень мало времени. Когда они истекут, будем говорить по-другому.
Отойдя в сторону, он поглядел на девочку, сидевшую на полу. Действительно, заморыш — чумазый, худой, с лихорадочно блестящими голодными глазами. Какие же жесткие сердца у этих людей, если они способны таскать за собой по дремучим лесам ребенка, подвергая его смертельной опасности! Варвары, звери!
И в этот момент где-то на путях хлопнул пистолетный выстрел. Гельмут насторожился — кто может там стрелять? Охрана вооружена карабинами, у солдат приданной роты есть автоматы, а пистолеты только у офицеров, но они не бродят по путям. Неужели?..
Быстро выскочив на перрон, он увидел, как над одним из вагонов, стоявшим в стороне от станционного здания, взметнулись языки пламени — почти бесцветные в ярких солнечных лучах, они весело заплясали над крышей, потом появилось облачко дыма, разрослось и расплывающимся по краям столбом начало подниматься к небу.
— Они пришли, — прошептал Гельмут, завороженно глядя на пламя.
Нет, ошибки быть не могло — русские на станции, они здесь, и среди них человек, дерзко бежавший из здания деревенской школы. Именно он стрелял тогда из парабеллума, и сейчас донесшийся до станции звук — тоже выстрел парабеллума.
— Ракетницу! — приказал Шель.
Взяв поданную солдатом ракетницу, он поднял ее ствол к небу и нажал курок. Хлопок, и в сторону разрушенной водонапорной башни протянулась тонкая ниточка — розовая, дымная. Вот она лопнула, и на ее конце вспыхнули два красных шарика сигнальных ракет.
Перезарядив ракетницу, Шель выстрелил еще раз, уже в сторону выходного семафора. Над кучей жирно пропитанных креозотом шпал, сваленных у выходной стрелки, тоже появились два красных шарика, повисели и, сердито шипя, начали неохотно опускаться к земле.
— Прикажите потушить пожар! — обернулся Шель к коменданту. — Иначе огонь перекинется на другие вагоны. И не дайте загореться цистернам, а то будем здесь, как грешники в аду!
«Все, — подумал он, глядя в спину убежавшему отдавать распоряжения коменданту. — Теперь ждать…»
Подняв к глазам бинокль, Гельмут поглядел на разрушенную водокачку. Потом перевел окуляры на рощу позади нее. Оттуда темно-зеленой гусеницей выползла цепь солдат, развернулась и перекрыла пути. Медленно пошла вперед, держа оружие наизготовку.
Удовлетворенно улыбнувшись, эсэсовец поглядел в сторону выходного семафора. Там, перекрывая железнодорожные пути, тоже двигалась цепь солдат. Мышеловка, приготовленная им специально для столь долгожданных гостей, захлопнулась! Теперь им просто некуда деться — станция окружена. Придется вновь встретиться с дерзким беглецом, если он не предпочтет пустить себе пулю в лоб, когда увидит, как бездарно проиграл. А вагон отыщется — Гельмут почему-то был полностью уверен, что горит совсем другой вагон, а не тот, в котором спрятан секретный груз. Видимо, русских ненароком спугнули, и они решили отвлечь внимание, устроив пожар. Ну что же, мысль неплохая, но откуда им знать, что здесь только и ждут любого знака, свидетельствующего об их появлении.
Если верить сельскому кретину Цыбуху, то в разыскиваемой группе русских осталось всего два профессионала. Первый — сумевший скрыться от солдат, под командой убитого Рашке прочесывавших лес, и второй — тот самый дерзкий беглец, проникший в подвал, угнавший грузовик, способный, как знаменитый иллюзионист Гарри Гудини, вылезти даже из защелкнутых на запястьях стальных браслетов. Вот он — самый опасный!
Русского полицейского, местного околоточного надзирателя, или, как его называет Гнат, участкового, Гельмут не принимал в расчет: не та подготовка и, судя по рассказам Цыбуха, даже нет необходимых физических данных. Пусть он сотрудник НКВД, но не того ранга. Что такое мелкий сельский жандарм?
