грифом, тем меньше оставалось на интимные контакты. Раз-два – и свободна. Можно слушать Мишкины шуточки, перебирать аккорды, смотреть, как он раскурочивает очередной приемник. Он был совсем не плох. Даже хорош, если бы не этот слюнявый секс. Хороший учитель, терпеливый, спокойный. Хороший друг, внимательный и душевный. Нам было хорошо. Может, нам в любом случае не суждено было оставаться вместе долго. А может, я бы и вышла за него замуж через пару лет этого совместного сидения у него в комнатке. Вышла бы только потому, что в его комнате несколько лучше, нежели в моей. Но этого не произошло. Случилось то, что случилось, и это было не хорошо и не плохо. Это было. Совесть моя молчит, так как сердце никогда не руководствуется ее советами.
В конце мая в театре на меня наткнулся Артем. Совершенно случайно. Я забилась в костюмерную, чтобы потрендеть на гитаре. Я стеснялась трендеть на людях, стеснялась сразу всего – и голоса, и неуклюжего медленного бряцания. А костюмерная была идеальным местом уединения – маленькая, набитая тряпками и декорациями комнатка, расположенная в тупике коридора. Я сидела на высоком кофре, смотрела в окно, перебирала ля, соль, до, ре. Минор, мажор. Бряк – бряк. «А не спеши ты нас хоронить». Еле выучила слова, но на всякий случай держала перед собой тетрадку. И вот тут вошел он. Наверное, он уже слышал мои завывания из коридора, так как никакого удивления не выразил.
– Привет, малыш, – сказал он, а я запаниковала. У меня есть Мишка, мне незачем новые аттракционы от Быстрова. Вот же занес его черт.
– Что, даже не хочешь поздороваться? Обиделась?
– Вовсе нет. Просто я тут занята.
– Ты мило поешь. Не знал, что ты играешь.
– Я только учусь.
– И давно? – поинтересовался он. Незнакомец, вежливый и участливый. Прекрасный и недоступный. Плохо, все плохо!
– Уже больше месяца.
– И кто тебя так хорошо учит? – как-то не к месту ревниво спросил он.
– Один знакомый, – сказала я и предательски покраснела. Наверное, Мишкин румянчик – штука заразная. Но не рассказывать же Артему про Потапова.
– Быстро ты обзавелась знакомыми, – бросил он и вышел. Я сидела как оплеванная. Интересно, а что он хотел? Чтобы я навсегда себя похоронила? Он же мне не звонил!
– Вот блин, – пробормотала я. Мысли вдруг меня предали и принялись струиться в другом направлении. А вдруг он на самом деле просто выжидал? Он же серьезный человек, что он подумает, если девушка не может его подождать какой-то месяц. Это для меня месяц – как вечность. А в его ритме, при его насыщенной событиями жизни месяц – это крошечный шажок. А вдруг я поторопилась оборвать все нити?
Что же делать? – запаниковала я. Но Мишка, серьезный и уютный, встретил меня у театра, принялся болтать о том, что кто-то сегодня ему на работе сказал, будто им дадут премию. Отвлек меня, и я успокоилась немного.
Через неделю мы с ним сидели у меня дома. У меня потому, что мои предки вместе с долбаным братцем свинтили на дачу выяснять, не опала ли наша избушка на курьих ножках под тяжестью снежного покрова. Такой ритуал у нас в моде давно. Обычно на Первомай, но в этом году почему-то торжественное открытие дачного сезона было переложено на первые выходные июня. Они уехали, а мы с Мишкой восторженно валялись голые в моей кровати и предавались разврату. Вернее, восторгался, естественно, он, а я тем временем спокойно курила, стряхивая пепел в блюдце, и потягивала вино, которое притащил вместе с конфетами мой бойфренд. А впереди нас ждала ночь, настоящая взрослая ночь. Одни в пустой квартире, твори, что хочешь. И вот тут, примерно в девять часов вечера, раздался звонок. У меня ухнуло куда-то вниз сердце. Не знаю, как так получается, но важные или тяжелые события я вижу заранее. Незадолго, порой всего за пару секунд до их воплощения – но чувствую. Не бери трубку, ухнуло внутри меня, но поскольку это была глупая нерациональная реакция, трубку я взяла.
– Привет, малыш. Ты еще помнишь меня? – спросил он так, словно это был простой звонок простого старого знакомого.
– Почему нет? – спросила я, слыша себя как будто со стороны.
– Что ты думаешь, если я сейчас приеду и заберу тебя к себе?
Я замолчала. Минуту я просто не могла выдавить из себя ни слова. Потом перевела взгляд на дверь и прошептала:
– Это плохая идея.
– Почему? – поинтересовался он, а я задрожала, к горлу подступил комок. Если бы я только знала, что ты позвонишь, что ты можешь позвонить...
– Я не одна, – произнесла я и замерла.
Артем тоже замолчал. Мы молчали, было слышно, как работает телевизор в моей комнате. Миша. Миша смотрит телевизор в моей комнате, в моей постели. Голый и румяный. А в трубке молчит Артем Быстров. Нереально, словно в фильме Тарковского.
– У тебя кто-то есть? – спросил он охрипшим голосом.
– Да.
– Я так и понял. Когда я увидел тебя там, на кофре, такую довольную девочку, я понял – у нее кто-то уже есть. Стоило оставить тебя ненадолго, и кто-то тут же нарисовался! – возмущенно шептал Артем.
– Ты не звонил, – отрешенно пробормотала я. Я не оправдывалась, только сожалела, что в моей комнате лежит голый мужчина.
– Я такой дурак. Я полный дурак!
– Вовсе нет.
– Вовсе да. Я совсем не готов тебя потерять. Ты мне нужна. Я не представляю, как жил весь этот месяц.
– Два, – почти неслышно шепнула я, но он услышал.
– Два? Вот я скотина. Прости, пожалуйста. Я хочу, чтоб ты была счастлива и все такое, но...
– Но?
– Нет. Я не хочу, чтобы ты была счастлива с кем-то там. Она не одна! Представьте себе! Ты моя же ведь девочка, совсем моя. Ты ждала звонка, да?
– Да, очень. А теперь это неважно.
– Важно, – воодушевленно щебетал Быстров. Я, как дура, слушала его и таяла.
– Ты меня любишь?
– Это не имеет значения.
– Я люблю тебя. Не теряй этот шанс! Мы всегда понимали друг друга. Мы были счастливы. Ведь были?
– Да, – разрыдалась я.
– Что с тобой? – раздался голос за моей спиной. Я развернулась. В проеме кухонной двери стоял высокий, перепуганный и как-то нереально бледный Мишка. Никогда в жизни он не был так бледен. Через секунду я повесила трубку, и он вновь покрылся румянцем.
– Ничего, – ответила я и села на табуретку. Слезы непроизвольно лились из моих глаз.
– Кто звонил?
– Неважно, – бубнила я и отворачивалась. Видеть Потапова, заявляющего на меня свои права, я не могла.
– Ты ведь плачешь. Расскажи!
Я замотала головой.
– Не спрашивай ни о чем.
– Выпей воды, – принялся он кудахтать вокруг меня.
Через полчаса, когда я немного начала успокаиваться, раздался звонок в дверь. Звонок в дверь в подобной ситуации равносилен катастрофе. Это могли быть родители, а они не поняли бы никогда ни меня, ни моих слез, ни сигаретных окурков. И Мишу они бы поняли меньше всего. Мы замерли и постарались раствориться, но звонки не смолкали, разрывая страхом скандала мое нутро. Мишка быстро оделся, открыл окно, выкинул окурки и сел пить чай. Я пошла открывать, трясясь от страха. На пороге стоял Артем.
