кажется, я иду на свидание с Шуваловым, хотя и непонятно, почему с Никой. И все-таки при всем том, что эта новость меня радует до каких-то странных приступов в области желудка, надо сосредоточиться и вспомнить, что у меня есть две проблемы. Вернее, три. Первая, это, собственно, Ника, которой вообще-то нет дома. Вторая – что Ника была в этом самом парке не далее как вчера. И третья – самая интересная – что мне делать с моим бывшим мужем Кириллом, который, стоя в дверном проеме, смотрел на меня, ласково улыбаясь. Его-то мне куда девать?
Глава 3
Макаренко вызывали? Тогда не жалуйтесь
Говорят, что человек – это кладезь всяких скрытых ресурсов. Стоит только надавить на нужные кнопки: загипнотизировать там, бросить в пропасть или бурлящую горную реку… или просто не давать спать несколько дней подряд, как он начинает творить чудеса. Если, конечно, не разбивается о камни и не превращается в лепешку на дне пропасти. Но предположим, что все хорошо и человек успел зацепиться тремя пальцами левой руки за острый край выступающей над пропастью скалы. Вот тут-то и начинаются чудеса. Товарищ болтается над пропастью и от скуки неожиданно, как бы вдруг, открывает в себе способность к точным наукам. Он за одну секунду вычисляет, сколько будет триста шестьдесят восемь тысяч, деленные на квадратный корень из семисот сорока семи миллионов ста тридцати тысяч семидесяти пяти. Понятное дело, к этому моменту поспевает какой-нибудь Индиана Джонс, вытаскивает сверхновое чудо природы из пропасти или вылавливает его из бушующих вод, высушивает, переодевает в смокинг и везет показывать на ярмарку. В итоге Индиана Джонс – миллионер, а чудо природы с легкостью заменяет собой целый филиал корпорации «Майкрософт». Лепота!
Вот примерно так же и я, едва повесив трубку, почувствовала, что «висю сосиской» над пропастью, а мой Кирюшка старательно отрывает мои пальцы от края скалы. Вытурить его из дому не так просто. Хотя это было необходимо. Почему необходимо? А пес его знает. Только что бы ни хотел от меня Шувалов, я была склонна дать ему это. Пусть даже ценой того, что больше никогда не увижу Киры. Может быть, эта перспектива меня даже радовала. Ведь дело не в том, что мне позвонил Шувалов (что само по себе ставило меня в совершеннейший тупик). Я стояла на кухне и смотрела на Киру, не в силах понять, что он тут делает. Что я тут делаю с ним? Ведь мне действительно нет до него никакого дела. Совершенно чужой человек. Ненужный. Человек, которого я сама позвала к себе только для того, чтобы в очередной раз спрятать голову в песок. Или в одеяло. И ведь действительно, еще немножко, и я бы уже думала об этом, лежа с ним в кровати. Разве это было бы хорошо? Нет, это было бы отвратительно. И очень нечестно по отношению к Кире. Но дело-то в том, что после той кассирши я совершенно не чувствовала себя обязанной относиться к Кириллу честно. С какого рожна? Я знала, что это нехорошо, но сейчас мне хотелось только одного – чтобы он ушел. Немедленно. Прямо сейчас.
– Кто это был? – сведя брови, вопрошал он.
– А что? – пожала я плечами, наплевав на то, что отвечать вопросом на вопрос неприлично. Не до приличий тут, когда каждая минута на счету.
– Что-то случилось? У тебя взволнованный вид. – Кира изобразил беспокойство. Сейчас прямо бросится измерять мне температуру. А что, неплохой способ уложить меня в постель, только не в этот раз, пожалуйста.
– Да, случилось. Я не могу тебе все объяснить, но тебе придется уехать. Ты извини, давай созвонимся, – промямлила я, теребя кончик скатерти. Я прекрасно понимала, что теперь я уже точно никогда больше не позвоню. Хотя… когда это я выполняла собственные обещания?
– Никуда я не поеду. Что это за хмырь? – возмутился Кирилл.
Я нахмурилась.
– Это не важно. Просто уезжай. Так будет лучше.
– Для кого? – отвернулся Кирилл к окну.
Господи, зачем я ему звонила? Ведь он же живой человек, хоть и невыносимый. И все же… нет у меня времени что-то сейчас объяснять.
– Для меня. И для тебя тоже.
– Не уверен, – он сжал зубы.
Я видела, что он обижен. Очень обижен. Задет за живое. Еще недавно я была бы страшно рада, что сумела сделать ему больно, однако теперь все переменилось. Не надо было его звать. Но я так боялась остаться одна! И сейчас тоже.
– Прости, – сказала я, подавая ему куртку.
Он помедлил, потом взял ее и, ничего не сказав, вышел. Хлопнула дверь. Я плюхнулась на пуфик и закрыла лицо руками. По вискам разливалась головная боль, приступов которой я ужасно боюсь. Я закрыла глаза и потерла виски. Все в порядке, в порядке. Так, теперь открываем в себе невероятные способности. К ускорению. Я бросила взгляд на часы – из отпущенного мне часа осталось сорок минут. Я вскочила и схватила телефон. Только бы она ответила. Только бы никуда не ушла гулять.
– Ника?
– Алло, мам. Как ты? – беззаботно отозвалась дочь.
Я не стала терять время на сюсюканье. Она нужна была мне здесь и сейчас. Немедленно. NOW!
– Ты где?
– Как где? У Нинки, я же тебе говорила, – возмутилась Ника.
Я выдохнула и выдала ей все необходимые инструкции. Ника спокойно выслушала все, только один раз спросив:
– Мам, если это свидание – зачем вам я?
– Резонно, – не могла я не согласиться. – Ты понимаешь, я не совсем уверена, что это свидание. Кто его разберет, этого Шувалова. Может, ему опять просто налить воды надо. Как знать. Ты выезжаешь?
– Я только чаю выпью, – заверила меня дочь, но мне этого было мало.
– Ты что, какой чай! Выметайся и хватай такси! У тебя максимум минут двадцать.
– Что за дурдом! Годами не попадаю в парк, а тут два дня подряд. Надеюсь, оно того стоит! – фыркнула Ника и повесила трубку.
– Я тоже надеюсь, – шепнула я и поскакала дальше.
Видимо, я все-таки обладаю разными скрытыми талантами, потому что за полчаса, отведенные мне судьбой на превращение из заспанной раздолбайки в расстегнутых джинсах в изящную романтичную леди, я успела перемерить весь свой гардероб и даже найти в журнале вариант макияжа «бескрайний океан». Под давлением обстоятельств я не отвлекалась на мысли типа «а вдруг он не любит бирюзовый?» или «кому я могу в этом понравиться?». Я просто работала. Молча перебирала тряпки (не надо пускать Шувалова в квартиру, чтобы не показать свалку. Убирать времени все равно нет), прикладывала одну к другой, комбинировала, прикидывала, как все это будет сочетаться с макияжем. Серьги, которые бы оттеняли мое лицо, у меня все равно были только одни – подарок папы, набор аметистов. К ним браслет и кулон. Все это я надевала только по очень торжественным случаям. Сейчас был именно такой. Так мне казалось, во всяком случае.
– Вау! – только и смогла сказать Ника, когда я открыла ей дверь.
– Что – вау! Где тебя носит? Сколько можно ехать из Ясенева? Это же совсем рядом.
– Не поверишь, мам, но теперь у нас пробки и по воскресеньям. Москва сошла с ума.
– Это я сойду с ума с тобой. Ну как? – Я взволнованно повертелась перед зеркалом. На мне был бежевый тонкий обтягивающий джемпер с открытым декольте (чтоб было видно кулон), светлые брюки, туфли на каблуке.
– Н-да, хороша, мать. Может, еще вывеску повесить – только помани пальцем, и я твоя?
– Что за глупости?! – возмутилась я. Мне казалось, что мой внешний вид вполне отражал мое внутреннее высокодуховное содержание.
– А на таких шпильках особенно хорошо кататься на американских горках, можно еще бегать в мешках – в них моментально прорубятся дырки. Мать, ты что – мы же просто едем в парк. Тем более с детьми. – Ника постучала пальцем по лбу и показала на себя. Я посмотрела в зеркало. Оттуда на меня вылупилась размалеванная женщина средних лет с жалобным выражением лица. С выставленной вперед малоформатной грудью, на которой одиноко лежала розоватая аметистовая капля.
– Что же делать? – развела я руками.
