– Я так не думаю. Мне все равно было противно с ним работать. И потом, я неплохо эти акции пристроил и ушел на телевидение. Давно собирался. Просто было очень сложно понять, что мы с ним одновременно спали с моей женой и потом мирно общались, пили, даже обменивались личными дружескими комментариями.
– Господи, – только и могла выдохнуть я.
– Ну, он-то тут ни при чем. Жена моя, все рассчитав, решила, что так будет выгоднее. Жить с моим старшим партнером, у которого денег много или очень много, в зависимости от сезона. А меня доить при помощи сына.
– Доить?
– Именно. А ты думала, откуда эти наши «дружеские отношения»? Пока она соблюдает мои условия, возит сына и изображает гармонию, я плачу ей деньги.
– А нельзя было оставить его у себя? Все-таки она – виновная сторона. Она изменила.
– Причина развода – не сошлись характерами. Мы же в России. Кстати, ты бьешь в самую точку. Именно из-за моих попыток забрать себе сына развод и был таким тяжелым. Свара адвокатов, взаимные обвинения, вплоть до уголовщины. Когда мой адвокат предложил мне сфальсифицировать уголовное дело на мою жену, я остановился.
– Почему? – в азарте негодования воскликнула я.
– Она его мать. Как я ему это объясню? И потом, как ни крути, а я ее любил. И представить ее в арестантской робе не мог. Так что после суда сын стал жить в коттеджном поселке под Пушкином, а ко мне он приезжает на каникулы. В основном с матерью. Она отдыхает от своей новой семьи и стрясает с меня подарки и деньги.
– А зачем ты ей это позволяешь? – разозлилась я.
– Только так мы можем видеться, общаться с сыном нормально. Чтобы он мог, как раньше, видеть нас не только по отдельности, но и вместе. Без нее он скучает. Все-таки, что бы я ни делал, ее он любит какой- то невообразимой сыновней любовью, от которой никуда не деться, – с болью закончил Борис.
Я молчала. Вот ведь как получается. Я абсолютно ничего не знала о Борисе. Не знала историю.
– Прости, можешь не продолжать, – поспешила я его остановить. – Если тебе больно об этом вспоминать, можешь не продолжать…
– Почему же? Мы ведь уже открыли кружок «Хочу все знать», – усмехнулся Борис. – Мне даже легче, что я тебе все рассказал. Вот, блин, до сих пор переживаю.
– Успокойся, – чуть не расплакалась я от жалости. Господи, как было бы ужасно, если бы я его навсегда потеряла. Такого удивительного, такого прекрасного. Иногда такого колючего, как ежик.
– Мой сын живет с чужим мужиком, который когда-то был моим добрым приятелем. А я должен делать вид, что мне это приятно, потому что только в этом случае моя жена станет со мной иметь дело. Я должен с ним раскланиваться, должен делать вид, что все мы – взрослые люди и что это совершенно нормально. Вчера она была моя жена, сегодня твоя. Нормально! Как тебе такие разговоры: Кофе будешь? Кстати, твой сын получил двойку. Мне пришлось его наказать.
– Прекрати! – рявкнула я.
Борис очнулся, посмотрел на меня и попытался взять себя в руки.
– Я не ставил штамп, потому что мне было не до него. Это надо было снова тащиться в суд, брать решение суда, а потом сидеть в очереди ЗАГСа и сдавать паспорт. Мне было не до этого. И потом, я не думал, что ты выкинешь такой крендель и примешься читать паспорт.
– Я дура! – с готовностью подтвердила я.
– При чем тут ты? Это я до сих пор боюсь приблизиться к женщине хоть на километр. Хочется обнести свой дом чугунным забором и никого никогда туда не пускать.
– Даже меня? – охнула я.
– Тебя? С тобой все непонятно. Ты странная, а временами даже нелепая. С тобой невозможно ничего предугадать. Но почему-то кажется, что на ложь ты не способна.
– Точно! Приврать я могу, но на ложь – нет, – шумно подтвердила я.
Борис ласково потрепал меня по щеке и улыбнулся. Может, просто хотел выразить симпатию. Просто дружеский знак внимания, однако все наши прикосновения были наэлектризованы. С первого дня. Он отдернул руку и внимательно посмотрел мне в глаза. Уточнял, остались ли у меня вопросы. Вопросов не оказалось. Тогда Борис принялся использовать крайние меры, которых я так боялась и так ждала, то бишь приступил к поцелуям и объятиям. Невыносимо, невозможно, неописуемо прекрасным поцелуям изголодавшегося по единственно возможной пище человека. Я даже в нормальном состоянии плохо контролировала себя, находясь в его руках, а уж после трех бокалов… Я словно обрела свой дом. Впервые за последний год. Хотя нельзя сказать, что я вовсе жила без поцелуев. Петечка. Есть все-таки что-то божественное в том, с какой неумолимой точностью мы чувствуем друг друга. Мы можем ничего не говорить, мы можем вообще быть незнакомы, но достаточно одного взгляда, чтобы понять: «то» он или «не то». В каком-то генетическом, биофизическом, комплиментарном плане. Ох, какие я, оказывается, знаю слова. Это мне когда-то морочил голову мимолетный герой случайного романа с биофака МГУ. Комплиментарность – это когда цепочки ДНК, сцепляясь, идеально подходят друг другу. Как пазлы. Иногда мы можем мучиться годами, пытаясь выстроить отношения с теми, кого полюбили всем сердцем. Может, у нас это так никогда и не получится. Но если мы – пазлы, то стоит нам закрыть глаза и прикоснуться друг к другу – наступает волшебство. А вот когда мы смотрим на «не тех», то чувствуем это сразу, достаточно и пары минут. Петечка был «не то» с первого дня знакомства, и глупо было надеяться, что я смогу заглушить в себе голос природы. Зачем? Зачем я пыталась перекроить неплохого, в общем-то, друга в отвратного мужа, зачем чуть не влипла в этот дикий брак, в котором бы мы оба были несчастны?
– О чем ты думаешь? Але? – дрогнувшим голосом спросил Борис, оторвавшись от моих губ. Я моментально прижалась к нему обратно и забыла обо всем на свете.
– Я думаю, что ты – полностью воплощение моей мечты.
– Ага, – нежно прошептал он, проведя большим пальцем по губам.
Мои инстинкты требовали позволить ему все. Только бы не отпускал.
– Все-таки Света не права, – вздохнула я и закрыла глаза.
– В чем? – как-то издалека спросил Борис.
– В чем? В том, что гормоны глупы и нельзя идти у них на поводу. Что они никогда не приведут к тому, с кем можно построить счастье.
– Как ты себе представляешь процесс «построить счастье»? Берешь в руки отбойный молоток и вперед? – усмехнулся Борис.
– В том-то и беда, что я это представляю себе как непрерывную цепь вот именно таких поцелуев, – промурлыкала я, и мы провалились в пропасть безотчетной, пьяной, прекрасной ночи, в которой уже никому ни от кого не требовалось никаких объяснений. Просто мужчина и женщина, одни на необитаемом острове, по невероятной случайности нашедшие друг друга в лабиринте взаимного недоверия и неприятия, взаимных амбиций и страхов. Все растворилось, Борис опьянел от права снова обладать мной после столь длительного перерыва. Я была пьяна и до того, но тут наглядеться не могла на его прекрасное лицо. Прекрасное не какой-то казуистической красотой, которая живет на страницах модных журналов, а как-то по-другому. Прекрасное, как лицо человека, кому предназначено быть прекрасным именно для тебя. Он смотрел так, словно мы не виделись тысячи лет. Словно мне по ошибке отдали в пользование то, без чего он не может жить и что по справедливости принадлежит ему. Я была в практически бессознательном состоянии от счастья.
– Удивительно! – шепотом сказала я, осознав, что счастлива бесконечно.
– Что именно? – ласково усмехнулся Борис.
– Такое со мной впервые в жизни. Не думала, что такое возможно! – с удивлением сказала я.
– Что возможно? – смутился он.
– Быть только женщиной и больше никем.
– Ты для меня – все, – тихонько бросил Борис.
Я замерла. Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Потому что и без пояснений мое сердце трепетало, а кровь заструилась по венам с небывалой скоростью. Я как могла показала, что и ОН для меня ВСЕ! А потом он уснул. Его обычно напряженное и сосредоточенное выражение лица сменила расслабленная
