Ночью Энн не спала и ворочалась, мешая Глостеру, который то и дело просыпался и с сонным упреком смотрел на хозяйку. За обедом Ричард разбирал их предполагаемый маршрут, прикидывал, за какое время удастся достичь Уэльса, а Энн молчала и слушала. Ее охватило странное чувство. Она вдруг поняла, что больше всего на свете хочет поехать с этим человеком – в Уэльс или куда угодно. Он вселял в нее чувство уверенности, безопасности и, одновременно, тревоги.
Позднее, когда Энн вернулась домой, эта тревога усилилась. Она поняла, что, если бы Ричард отказался взять ее с собой, она испытала бы глубокое разочарование. Но что это значит – ей просто не хочется больше сидеть одной в квартире, она испытывает потребность в новых впечатлениях? Или же все дело именно в Ричарде Хоупе?
Вечер прошел в сборах. Ричард сказал, что поездка может продлиться до самого Рождества. Энн достала из глубин шкафа спортивную клетчатую сумку на длинном ремне, положила туда белье и ночную рубашку. Ехать она решила в своих любимых коричневых брюках и шоколадно-коричневом свитере с высоким воротом. Немного подумав, она положила в сумку также новый кашемировый джемпер цвета розовых камелий, который ей подарила миссис Катерленд, и черные бархатные брюки…
Только когда Энн легла в постель и погасила свет, в ее голове оформился вопрос – а зачем Ричард берет ее с собой? Ответ, который сам собой выкристаллизовался в сознании, заставил ее порывисто сесть и откинуть одеяло.
Просто она бессовестно ему навязалась… Краска прилила к ее щекам. А чего бы ты хотела, спросила она себя строго?
Она снова легла, натянула одеяло до подбородка. Лицо Ричарда Хоупа отчетливо встало перед ней. Он красив, обаятелен, добр. Зачем ему она – серая неприметная мышка? В него, наверное, влюблялись десятки женщин. Он бесконечно далек от ее привычного образа жизни, от ее книг, тихой музыки вечерами… Она ему не нужна и не интересна.
В Энн всколыхнулась гордость. Она, которая обычно жалела людей, но ждала, что пожалеют и ее, поняла, что от Ричарда ей не нужна жалость. Надо поскорее выбросить из головы всякие глупости, несбыточные надежды. Она не может интересовать его, это ясно. Простые деловые отношения – вот и все, что может их связывать. И завтра – никакой косметики, никакого кокетства. Она синий чулок, и останется такой. Где можно, она будет стараться быть полезной. Она едет только в качестве его секретаря и ни на минуту не забудет об этом.
7
Утром Энн проснулась от звонка будильника и тут вспомнила, что на Рождество обещала приехать тетя Мириам. Приезд тети начисто вылетел из головы Энн. Что, если она не успеет вернуться?
Она взяла листок бумаги и, присев к столу со швейной машинкой, сдвинув в сторону лоскутки, написала своим крупным аккуратным почерком:
Герцог Глостер в предчувствии чего-то необычного метался по квартире. Энн надела на него красную попонку, в которой обычно выводила гулять своего питомца в холодную погоду, взглянула на себя в зеркало. Вид именно такой, как надо: ни грамма косметики, бледное лицо, прямые скучные волосы, однотонная одежда, ни одного яркого живого пятна…
До девяти оставался еще час. Слишком рано она поднялась. Энн прошлась по комнатам, вошла в кабинет папы. Он улыбнулся ей с фотографии нежно и весело. Энн взяла фотографию, прижала ее к губам и прошептала:
– Благослови меня, папочка! Посоветуй, как мне вести себя правильно. Кажется, я совсем ничего не понимаю. А тебе – понравился Ричард?
У нее на секунду мелькнула мысль закрыть святилище – папин кабинет – на ключ. Но это смертельно обидит тетю Мириам… Энн вернулась в свою комнату, Глостер не отставал от нее ни на шаг.
– Мы едем, едем вместе, – обратилась к нему Энн в который раз, чтобы успокоить. Она села к туалетному столику и в нерешительности открыла косметичку, не отрывая глаз от своего отражения. Брови, разлетающиеся к вискам словно ласточкины крылья, – хорошей, правильной формы, а ресницы длинные, но светловаты – не черные, а каштановые. Она задумчиво коснулась их кисточкой с тушью.
Вот так, чуть-чуть. Они сразу стали казаться еще длиннее. Эти круглые, слишком детские щеки можно слегка затушевать тональным кремом. Губы вечно бледные. Она провела по ним розовой помадой. Потом осторожным движением коснулась пуховкой лба и носа. Глостер с любопытством наблюдал за хозяйкой, склонив голову набок.
Тут резко зазвонил телефон. Энн вскочила, схватила трубку и услышала спокойный голос:
– Энн? Доброе утро. Я у вашего подъезда. Если вы еще не успели собраться, не спешите.
– Нет, я готова. Сейчас мы с Глостером спустимся, – сказала она, задерживая дыхание.
Она быстро натянула в прихожей вместо привычной куртки приталенный жакет из искусственного леопарда – Энн никогда не носила натуральные меха, не могла представить, чтобы ради нее загубили несколько прелестных невинных зверьков. На шею она надела папин шарф из черной пушистой шерсти. Теперь теплые ботинки – в самый раз подойдут для долгого путешествия. Перекинула через плечо ремешок сумки. Подхватив Глостера на руки, она вышла, заперла квартиру на ключ, спустилась вниз и позвонила в дверь миссис Хьюстон.
Миссис Хьюстон открыла после некоторого промедления. Она была подпоясана фартуком в голубую клетку, из открытой двери на Энн повеяло аппетитным запахом жареного бекона.
– Доброе утро, миссис Хьюстон. Простите за то, что я вас беспокою, но у меня к вам огромная просьба. Я уезжаю на некоторое время. Можно оставить у вас ключ? Дело в том, что ко мне собиралась приехать моя тетя, Мириам Паркинсон, и, если я задержусь, пускай она хозяйничает. Очень буду вам благодарна.
– Ну какой же тут труд, мисс Энн. Конечно, поезжайте, отдохните, развейтесь. Я непременно исполню вашу просьбу. Миссис Паркинсон, вы говорите?
–
– Благослови вас Бог, деточка, будьте осторожны! – прокричала ей вслед миссис Хьюстон.
На улице в лицо Энн дунул холодный ветер. Ричард стоял возле машины, одетый в куртку и черные джинсы. Его обычно гладко причесанные волосы растрепались, и Энн снова подумала, что так он похож на мальчишку, что делает его необычайно милым. Но тут же сурово одернула себя. Это всего лишь ее шеф, не надо забывать об этом. Неужели у нее совсем нет силы воли, ведь она приняла вчера твердое решение. В эту же секунду она вспомнила, что также принимала решение не краситься, и залилась румянцем.
Он шагнул ей навстречу, и она увидела, как в его глазах вспыхнули искры, словно в тлеющем костре.
– Вы выглядите великолепно, – сказал он, забирая у нее сумку, чтобы поставить на заднее сиденье.
– Спасибо, – пробормотала Энн в ответ на комплимент, как учила ее няня в глубоком детстве. Она устроилась на переднем сиденье с Глостером на коленях, который несколько настороженно заворчал на Ричарда, но, видимо, скорее для вида, потому что быстро успокоился. Он просто напоминал своей хозяйке, что в любом случае сумеет постоять за нее и что она может не беспокоиться – он, Глостер, всегда начеку.
Ричард покрутил колесико приемника, потом вопросительно взглянул на Энн.
– Если хотите, можно поставить музыку. Что вы предпочитаете?
– Люблю Шопена и Моцарта, а особенно «Маленькую ночную серенаду», – сказала Энн.
Ричард и не сомневался, что она любит классику. Он и сам, путешествуя в одиночку, когда никто не требовал современных ритмов, ставил кассету с мелодиями Гайдна, Моцарта, Грига. Особенно нравилось ему ехать под мелодию «Пещеры горного короля» Грига.
– Одну минуту.
Он нашел нужную кассету, и в автомобильном салоне зазвучали чарующие звуки. Энн блаженно откинулась на спинку сиденья. Слушая эту вещь, она забывала обо всем на свете.
Ранним зимним утром машина мчалась по дороге под звуки любимой музыки, унося Энн вперед. Когда они выехали за город, Ричард прибавил скорость, и Энн испытала чувство полета. Ей показалось, что она всю жизнь могла бы нестись по шоссе в неизвестность, чувствуя под ладонью шелковистую шерстку
