– Я купила зонтик, ведь это был твой подарок, да только когда мне его носить? Люди ездят на пикник или гуляют в Булонском лесу, а ты вечно занят.
– Успокойся, Роза, ты преувеличиваешь. – Он подошел к ней и поцеловал в знак прощения.
Она налила ему кофе с молоком, подала специально для него припасенные булочки и горько вздохнула.
– Ты просто устала. – Теперь, получив свой кофе, он был сама заботливость.
– Нет. – Роза снова глубоко вздохнула. И вдруг спросила:
– Огюст, за что ты ненавидишь ребенка?
– Ненавижу? – Огюст был испуган. – Ничего подобного.
– Ну не любишь. Не отрицай, сам знаешь.
– Какая чепуха. Когда он родился, я, правда, не очень ему обрадовался, но ведь я не бессердечный. И теперь отношусь совсем по-другому, даже люблю. И хочу, чтобы из него вырос хороший человек.
– Но без твоей помощи! – Роза вскочила на ноги, бросилась в спальню и захлопнула за собой дверь.
Сейчас самое время уйти от нее, попытался он убедить себя. Хватит с него. Но при мысли о том, как он будет жить без Розы, его охватила внезапная слабость. Он вспомнил, какой привлекательной она была только что в гневе: щеки пылают, голова гордо поднята – Венера! Стоит ли удивляться, что у него и голова не работает и руки как чужие, – ведь с самого ее возвращения из Брюсселя у них не было ни единой ночи любви, все одни мысли о работе. Он подошел к спальне, отворил дверь и услышал, что Роза плачет. Огюст бросился к ней, принялся утешать, и она обняла его с такой страстью, с таким чувством, которое пугало и влекло его.
Радость высушила ее слезы, заглушила сомнения. Она чувствовала, что теперь он отдает ей свою любовь без остатка, а не как прежде – неохотно, в виде одолжения. Он отдавал ей всего себя целиком.
После, в блаженном покое, он шепнул ей:
– Мне пришла блестящая мысль. Я научу маленького Огюста рисовать.
Роза была довольна, что он проявил интерес, но сама идея разочаровала ее. Она спросила:
– Это поможет ему учиться в школе?
– Поможет стать художником.
– А откуда ты знаешь, что ему понравится рисовать?
– Наверняка понравится. Я его научу. Ведь он мой сын.
– Он твой сын, дорогой. – Роза целовала его сильные пальцы, гладила рыжую бороду и говорила:– Огюст, если бы нам только купить настоящую двуспальную кровать с большими медными шарами на спинке, вот бы я была счастлива. – И вышитое покрывало, думала она, и длинные белые шторы на окна, и распятие, и статуэтку девы Марии над кроватью… Но не все сразу.
– А почему именно такую кровать? – спросил он с неожиданным подозрением.
«Тогда бы я чувствовала себя замужней женщиной», – подумала она, но вслух сказала:
– Ты хочешь научить рисовать маленького Огюста, а я – научиться любить тебя, как ты того заслуживаешь.
Огюст был не очень уверен, заслуживает ли он такой любви, но сказал:
– Я куплю тебе кровать, когда что-нибудь продастся в Салоне.
4
Маленький Огюст был страшно возбужден предстоящим посещением отцовской мастерской. Раньше ему было запрещено там появляться, а он столько о ней слышал, что мастерская представлялась ему таинственной, загадочной и необычайной.
В то воскресенье отец дожидался его. Черт возьми, как говорил дедушка, вот это событие! Мальчик наслаждался таким вниманием к его особе. Он привык к заботе со стороны дедушки и мамы, но отец редко проявлял ее, и тем выше она ценилась. Он как можно медленнее, чтобы привлечь всеобщее внимание, слез с кровати.
Огюст сказал:
– Поторапливайся, малыш, времени в обрез.
Маленький Огюст еле прикоснулся к яичнице, отпил чуть-чуть молока, чем очень огорчил маму, ведь только для него и допускалась такая роскошь – яйца, молоко, – но пропустил ее замечания мимо ушей. Он уже давно усвоил, что мама и дедушка простят ему что угодно.
Мальчик быстро вскочил из-за стола, увидев, что отец сердится. Они пошли короткой дорогой, через Люксембургский сад, где отец останавливался с ним перед многими статуями. Он показывал на фонтан Медичи:
– Считается, что это самый лучший образец фонтана во всем мире.
Мальчика утомило созерцание бесконечных старых каменных фигур. И почему они такие огромные и серые? Но чтобы угодить отцу, он спросил:
– Самый-самый лучший фонтан, отец?
– Не знаю, других не видел.
Они дошли до улицы Фурно, где находилась мастерская.
