Как он и думал, Лекок все так же преподавал, но Огюста поразила его резкость. Учитель даже не поздоровался, а отрывисто спросил:
– Что вам надо?
Огюст и сам не знал, чего ищет здесь. Ушедшее детство? Захотелось поблагодарить Лекока, попросить прощения, попытаться объяснить. Детство давно миновало, а просить прощения он не мог. И ученики- совсем мальчишки. Неужели и он был таким же, когда поступил сюда? Лекок спросил:
– Что вы думаете тут найти?
Трудно ответить на этот вопрос. Лекок всегда был для него путеводной звездой. Огюст попытался объяснить, но Лекок его оборвал:
– И вы решили отблагодарить меня тем, что ушли в монастырь?
– Но я покинул его.
– Что ж, спасибо за это. Как мне вас благодарить?
– Простите меня, мэтр. Я думал, вы будете рады. – Огюст повернулся, чтобы уйти.
– Я радуюсь, когда мои ученики трудятся от души. А вы что сделали за последнее время?
Огюст было двинулся к учителю, потом остановился под его сердитым взглядом. И все же решился спросить:
– Можно работать у вас?
– Нет!
Огюст побледнел и прошептал:
– Я не хотел вас обидеть.
– А вы меня и не обидели. Вы больше не студент, и вам здесь не место.
– Мне нигде не место. Я не могу работать дома, а на мастерскую нет денег.
– Не разыгрывайте трагедий, никто не поверит. – Но заметив, что Огюст закрыл глаза, чтобы сдержать слезы, Лекок уже спокойнее добавил: – Мне очень жаль вашу сестру. Это была для вас большая потеря.
– Да.
Лекок подошел к своему столу, который, как и прежде, возвышался над всей комнатой, вытащил из ящика кипу рисунков и протянул Огюсту. Огюст с изумлением узнал свои рисунки, сделанные много лет назад, когда он только пришел к Лекоку. Теперь они казались такими ученическими, но Лекок сказал:
– У меня есть еще, но и этих достаточно, чтобы преподать вам урок.
– Урок? Какой урок?
– Когда вы впадете в отчаяние, посмотрите на эти рисунки, и вы поймете, как далеко вперед вы ушли.
– Недостаточно далеко.
– Огюст Роден, вы никогда не станете взрослым, – сказал вдруг Лекок с обычной ворчливостью. – У вас молодость, вы полны сил, и физических и моральных. Но вы это оцените, только когда их не будет.
– Можно работать у вас? Частным образом. Я буду делать все, что скажете.
Лекок хотел было опять взорваться, но униженность Огюста обезоруживала. Он так привязался к ученику, что не переставал думать о нем, хотя никогда в том не признавался даже самому себе. И вот теперь Огюст просит у него о помощи, которую он не способен ему оказать. Он внимательно посмотрел на Огюста. Молодой человек окреп, раздался в груди и плечах, возмужал. И все же в нем есть что-то мальчишеское, думал Лекок. В нем заложен огромный талант, пожалуй, никто из его учеников таким не обладал. Но сколько еще борьбы, мук потребуется, чтобы развить этот талант.
Огюст сказал:
– Я должен заниматься скульптурой. Это-то я по крайней мере понял.
– Мне нечему вас учить.
– Но, мэтр…
– Я ведь тоже когда-то был художником. И для меня мастерская была самым главным на свете. Ее двери открыты для моих друзей.
Огюст еле сдерживал слезы.
– Если меня нет дома, то ключ под ковриком. – Он заметил, что Огюст все еще не может оправиться от изумления, и пояснил: – Мне шестьдесят. – Словно это означал конец его жизни. – Я перестал выставлять свои работы. И если меня не признали до сих пор, то уж никогда больше не признают.
– Все признают вас, мэтр.
– Как педагога. По крайней мере теперь моя мастерская не будет пустовать.
– Не знаю, как и благодарить вас.
Лекок посмотрел на Огюста, словно тот сказал непристойность.
– Работайте, работайте, работайте, – закричал он, – пока не свалитесь с ног!
Огюст медленно вышел из здания Малой школы, прошел мимо статуй Геркулеса и Минервы, под
