ужас.
– Больше чувства! – крикнул он.
Неужели он не догадывается, что она испытывает?
Огюст вновь пытался придать ей нужную позу.
– Не важно, – говорил он, – что она потеряла девственность, в ней нет уже прежней невинности – вот главное.
– Огюст, мне всегда надо будет позировать? Всегда.
– А как же наша любовь? – Любовь и есть работа.
– Всегда одна работа?
– Роза, ты опять переменила позу. – Он был в отчаянии. Нет, она безнадежна. Вот теперь как-то жалко согнулась, а вакханка должна быть веселой, беззаботной, разнузданной.
– Ты меня не любишь, – сказала она, и в ее глазах мелькнула злость.
– Нет, не люблю, особенно когда ты так тупа, что не можешь запомнить простейшей позы. Я найду себе другую натурщицу.
– Нет! – Она обняла его. – Скажи мне, что любишь.
– Вот это уже лучше. Так и оставайся. Почти то, что надо. – Теперь Огюст работал стремительно и уверенно, делал набросок за наброском и при этом говорил: – Красота обнаженной женщины – красота от бога. Вакханка всегда должна быть в экстазе, она во власти животных порывов, одержима страстью, с которой не в силах совладать. Я изучал вакханок на греческих барельефах и вакханок Тициана, в них нет ничего чопорного и декоративного, они жизнерадостные, все в движении, полны желания и предвкушения близкого блаженства.
Его глаза так и сияли, он любовался ее страстью, и она не могла не подчиниться. Она тоже чувствовала себя богиней.
За следующие несколько сеансов «Вакханка» обрела новую женственность. Она была ростом более шести футов, куда выше, чем Роза в жизни, и высота эта придавала ей особую впечатляющую силу. Огюста беспокоил каркас, слабый, из дешевого металла, лучший был не по карману. Но мастерство было неоспоримо. Это доставляло ему огромное удовлетворение. Ваяние есть олицетворение мастерства – совершенства тела, мастерства натурщицы, мастерства ума, сердца и воображения художника.
Он закончил «Вакханку» и почувствовал облегчение. Она великолепна, прекрасна и монументальна. В порыве радости он обнял Розу.
– Салон должен принять ее, – сказал Огюст.
– Можно нам теперь навестить маленького Огюста? – спросила Роза. Они уже около месяца не видели сына, так он был увлечен работой.
– Потом, потом, – торопливо произнес Огюст, охваченный новой идеей. – Иди снова на станок.
– Ты же сказал, что «Вакханка» закончена. – Роза пришла в уныние, готова была вот-вот расплакаться.
– Мы навестим маленького Огюста на той неделе. Протяни-ка руки, словно держишь ребенка. Эта моя идея тебе наверняка понравится.
Роза чувствовала себя узницей. Удастся ли ей когда-нибудь по-настоящему привязать его к себе, думала она. «Вакханка» возвышалась над нею, и она готова была разбить ее на тысячи кусков. Но это значило бы разбить всю их жизнь.
2
Хотя Огюст знал, что «Вакханку» еще предстоит доделывать, на душе было так легко, что руки летали словно сами по себе, и он проработал до ночи. Он понимал, Роза, конечно, огорчена тем, что они не навестили сына, но зато она останется довольной конечным результатом этой его работы, он был уверен.
С каждым днем Роза все больше скучала по ребенку, – позирование продолжалось без перерыва несколько недель, но, поняв замысел Огюста, она и сама увлеклась. Он работал над небольшой, высотой в один фут, фигурой Розы с младенцем на руках.
Законченная в гипсе скульптура обрадовала Розу до глубины души. Огюст был тронут выразительностью фигуры. Он отдал отлить ее в бронзе, хотя и сомневался, не сумасбродство ли это – на это ушли последние сбережения. И преподнес бронзовую статуэтку Розе как награду за позирование для «Вакханки». Роза – вечная пленница своей любви – прижала к груди фигуру матери и ребенка. Для нее статуэтка была своего рода свадебным подарком, и Роза поставила ее на комод как свидетельство любви Огюста. Она еще страдала от мысли, что весь свет увидит ее наготу в «Вакханке», но этот подарок она будет хранить всю жизнь.
3
Несколько дней спустя Огюст получил свой первый заказ. Доктор Арно был средних лет парижанином, которого только что назначили преподавателем в Высшую школу медицины, и ему потребовался бюст для вестибюля школы.
Кто порекомендовал его, удивился Огюст, и оказалось, что Фантен-Латур. Доктор пожелал, чтобы его представили в самом лучшем виде-за сто франков. Гонорар жалкий, но это был первый заказ, и Огюст согласился. «Потребуется не меньше десяти-двенадцати сеансов», – сказал он доктору, и тот пришел в ужас.
– Это слишком долго, – заявил доктор Арно. – Нам незачем терять попусту время. Вы заметили, что я похож на Наполеона I, Победоносного?
Доктор Арно был коротышкой, на этом, по мнению Огюста, и заканчивалось его сходство с императором. Однако кивнул в ответ, подумав, что, возможно, доктор обладает тем же духом, что и император.
