– И дорога вполне сносная, мощеная.
– Может быть, – предположила Дебора, – смерть Моцарта настолько потрясла его друзей, что у них не хватило сил, чтобы вынести обряд погребения. Поэтому они повернули назад у городских ворот, они знали, что это превыше их возможностей.
Эрнест немедленно разгромил идею и укорил Дебору за недоверие. Как может она сомневаться в его доказательствах? Джэсон молчанием подтверждал согласие с Эрнестом.
Но Дебора столько перестрадала за последние недели, что невольно верила в свое предположение. По дороге на кладбище она непрестанно думала о том, каким предельным напряжением всех сил была их поездка.
Они вышли из кареты у церкви св. Марка, маленькой и невзрачной. Эрнест отыскал смотрителя.
– Моцарт? Я о таком не знаю. Вы говорите, его похоронили на этом кладбище?
К кому бы Эрнест ни обращался, никто не слыхал о Моцарте.
Это заговор молчания, с горечью подумал Джэсон. Он не ожидал, что кладбище окажется таким неприглядным и еще более запущенным, чем церковь. Небольшое и всеми забытое, оно походило скорее на заброшенный пустырь. К кустам, деревьям и зеленым изгородям давным-давно не притрагивалась человеческая рука. Нигде ни цветка, даже на могилах с памятниками. Некоторые памятники упали, другие покосились, ухоженных могил нигде не было видно. Джэсон попытался кое-где разобрать надписи, но буквы стерлись от времени.
– Неужели никто не знает, где его похоронили? – спросила Дебора.
– Ни малейшего представления.
– И никакой могилы?
– Никакой.
– Вы бывали здесь раньше, господин Мюллер?
– И не раз.
Ей казалось, что они бесцельно кружат по кладбищу. Эрнест повел их по дорожке к открытому пространству на вершине холма.
– Там находится общая могила, куда, по предположению, его положили, – пояснил Эрнест.
– Но почему? Ведь он не был нищим.
– Это были третьеразрядные похороны. За восемь гульденов пятьдесят шесть крейцеров. На отдельную могилу не хватило денег, значит, если его похоронили, то похоронили в общей могиле с другими покойниками. Там их могло быть от десяти до ста тел. Тела клали рядами на доски на небольшой глубине.
– И стоило могилу засыпать, – продолжил Джэсон, – как опознать тело уже было невозможно.
– Тлен вступал в свои права. Теперь вы понимаете, как важен факт исчезновения тела для нашего расследования? – сказал Эрнест.
– Может быть, жив могильщик? И его можно отыскать?
– Могильщики часто менялись, получали плату и уходили. Здесь было мало работы. Никто не знает, кто был тогда могильщиком. К тому же, его легко можно было подкупить. Или потом от него избавиться.
– А почему Моцарта похоронили именно на этом кладбище?
– Оно принадлежит приходу св. Стефана.
– И считалось самым бедным? Эрнест кивнул.
– Почему же Констанца не пришла на кладбище? – спросила Дебора.
– Вы спрашиваете почему? Она сказалась больной. Констанца посетила кладбище лишь в 1818 году.
– Отчего же она за столько лет не побывала на кладбище?
– Если бы я только знал, госпожа Отис.
– Может быть, она была в обиде на Моцарта, а мы об этом ничего не знаем. Она могла бы поставить хотя бы крест на том месте, где его похоронили. Простой деревянный крест!
– Констанца считала это обязанностью прихода. Позже, когда ее попрекали за это, она оправдывалась, что заказывала крест. Но на кладбище св. Марка нет креста, поставленного в память Моцарта.
– А вы точно знаете, что общая могила была на этом самом месте? – Помолиться бы за упокой его души, думал Джэсон, но где?
– Лишь приблизительно. Ровное пространство лучше всего подходило для рытья общей могилы. Но точное место не установлено.
Небо нахмурилось, стал накрапывать дождь. Словно в поисках ответа, Джэсон взглянул на небо и повторил:
– Ни надписи, ни знака, ни креста. Чудовищно!
– И тем не менее, так оно и было. Как только тело попадало в общую могилу, его уже нельзя было отличить от других. Выяснение причины смерти становилось невозможным.
– И никакой заупокойной службы у его могилы, – сказал Эрнест. – А ведь он сочинял такие замечательные мессы для других!
– Может, это оттого, что он был масоном? – спросил Джэсон. – Поэтому и креста нет?
