шампанского, повернулся к Шиндлеру и сердито спросил: – Надеюсь, вы велели экономке лишь подогреть телятину?
Шиндлер кивнул.
– Неплохо бы проверить, – приказал Бетховен, и, поняв намек, Шиндлер послушно отправился на кухню.
– Незачем ему знать все наши тайны, – понизив голос, произнес Бетховен. – Если я соглашусь на пятьсот гульденов, смогу я получить деньги вперед?
Джэсон был не уверен, примет ли такое условие Гроб, но написал: «Да».
– А как быть с текстом?
Вопрос привел Джэсона в растерянность, но Дебора опередила его: «Мой муж выбрал несколько текстов, но решил посоветоваться с вами. Все зависит от вас, вам лучше знать, какой текст подойдет».
А Джэсон добавил: «Может быть, что-нибудь библейское, как у Генделя».
– Гендель самый великий из композиторов, – объявил Бетховен.
«А Моцарт?» – не удержался Джэсон.
– Моими учителями были Гайдн и Сальери, – ответил Бетховен.
«Господин Бетховен, вы обещали рассказать о вашей встрече с Моцартом», – напомнил Джэсон.
– Обещал? – Бетховен вопросительно посмотрел на Дебору.
Она кивнула.
– После нашей трапезы, – Бетховен кивнул: – Шиндлер, долго нам еще ждать? Гости проголодались. Что они подумают, если я стану морить их голодом? Телятина давным-давно готова, смотрите, как бы экономка ее не пережарила.
Но через минуту из кухни прибежал бледный и испуганный Шиндлер. Казалось, он собирается возвестить о катастрофе.
– Ну что, Папагено, телятина погублена? – вскричал Бетховен.
«Случилось несчастье», – написал Шиндлер.
– Эта тупица сожгла мясо!
«Хуже, – написал Шиндлер, – погасла плита. Придется ждать, пока она снова ее растопит, на это уйдет не меньше часа».
Бетховен метал сердитые взгляды, и Джэсон написал: «Мы подождем, господин Бетховен. А вы тем временем расскажите о Моцарте».
– Да что там рассказывать! Я приехал в Вену брать у него уроки, виделся с ним всего лишь раз, а потом мне пришлось возвратиться в Бонн. Когда же я навсегда перебрался в Вену, он уже скончался. Свеча угасла.
«Вас не поразила внезапность его кончины?»
– Она всех поразила. Ему было всего тридцать пять. Он был на четырнадцать лет старше меня. Со временем подобная разница стала бы незаметной. Мы могли бы подружиться.
«Вы, должно быть, задумывались над причиной столь внезапной смерти?»
– А над чем тут задумываться? Он был слишком расточителен.
«По-вашему, это единственная причина его ранней смерти?»
– Возможно, и не единственная. Разумеется, он слишком зависел от покровительства знати. Вот почему я решил не зависеть от вкуса знатных вельмож.
«А что вы скажете о Сальери?» – спросил Джэсон.
– А при чем тут Сальери? – Лицо Бетховена побагровело, казалось, его сейчас хватит удар.
«Некоторые полагают, что Сальери явился причиной смерти Моцарта».
– Какая глупость!
«Ходят слухи, будто Сальери в этом сам признался».
– Знаю. Слухов сколько угодно. Им нельзя верить. «Однако, Мастер, вы задумывались над этим», – вмешался в разговор Шиндлер.
– Задумывался, конечно, откуда взялись подобные слухи. Но никогда им не верил. А вы верите, госпожа Отис? Уж не поэтому ли вы сюда приехали?
«Мы приехали повидать вас, – написала Дебора. – И обсудить заказ на ораторию».
Впервые Бетховен поглядел на нее с подозрением, и Дебора добавила: «Но нас, разумеется, интересует и ваше мнение о Моцарте. Мнение одного великого Мастера о другом».
Бетховен какое-то мгновение колебался, а затем, движимый чувством, которое пересилило все остальное, воскликнул:
– Встречу с Моцартом мне никогда не забыть!
23. Бетховен и Моцарт
Заметив, с каким вниманием слушают его американские гости, Бетховен взволнованно продолжал:
