крест на ее модельных мечтаниях. Она выйдет за вас замуж, нарожает вам здоровых детей, и вы будете жить долго и счастливо.
Так что наша линия в отношении колоний вполне укладывалась в вышеописанную схему, и это при условии, что и Германия, и Япония были отнюдь не девушками.
За ужином Гоша рассказал мне, что кайзер пребывает в сомнениях. С одной стороны, Австрию надо присоединять, это не вопрос. С другой – ему как-то неудобно рушить такую, понимаешь, давно существующую империю, с которой к тому же у Германии достаточно долго были неплохие отношения. Наконец, Вильгельму почему-то не хотелось обижать наследника эрцгерцога Франца-Фердинанда, лишая его будущего трона. Гоша, видя такое дело, предложил оформить аншлюс как добровольное и равноправное объединение двух империй, детали которого сейчас и обсуждал со мной.
– Правильно, – согласился я, – монархии объединяются, императоров первое время будет два, и начнут они свое совместное правление с того, что единогласно произведут Вилли в обер-императоры.
– А если с единогласием возникнут проблемы?
– Тогда несколько часов у новой империи будет два равноправных императора, а потом Франца-Иосифа хватит кондрашка, у нас уже появились коллоидные иглы последнего поколения, от которых инсульт гарантирован, но в четырех случаях из пяти клиент остается жив.
– Хорошо, а с Францем-Фердинандом что делать?
– Постой, он, кажется, сейчас в Инсбруке? И мы его пока не занимали.
Действительно, в результате апрельской русско-немецкой операции Австрия оказалась разрезана на две части – справа от пути немецких колонн остался изолированный кусок, этакий аппендикс с городом Инсбруком посередине.
– Вроде бы это называется Тироль, – припомнил я, – так пусть себе этот Фердинанд становится тирольским королем, мы его признаем. Вполне нормальное получается королевство, раза в полтора побольше Черногории! Такой вариант Вилли устроит?
– Думаю, что да. Правда, он просил нас в начале мая сделать вид, будто мы переходим в общее наступление. Чтобы, значит, перепуганные грядущим вторжением казаков австрийцы резвее соглашались на объединение двух империй.
– Ладно, пошумим около Кракова, боеприпасы найдутся, но в наступление я никого не погоню, пока на той стороне будет оставаться хоть что-то живое. Испугаются они от одной артподготовки?
– Ну если еще и сотню эфирных бомб не пожалеть, то вроде должны.
Гоша отпил чая, закусил печеньем и сменил тему:
– Кстати, в связи с тем, что у нас появилось много новых внешнеполитических задач, я организовал среди своих комиссаров еще и международную группу. А ты в своем ГК такое ввести не хочешь?
– Уже думал над этим. То есть раз ты согласен, завтра же и распоряжусь. На чем бы, как ты думаешь, их потренировать? Чтобы было не очень важное, но очень международное.
– Мне эфиопский негус уже второе личное письмо прислал, – вспомнил император. – Забирай их, и пусть твои новоявленные комиссары разбираются, а то мои все заняты, они сейчас в Болгарии.
– Про что хоть письма-то?
– Да откуда я знаю, мне что, делать больше нечего, кроме как их читать? Прямо сейчас и забирай, пока не забыл, а если там вдруг окажется что интересное, потом расскажешь.
Через пару дней свежеобразованный международный отдел ГК представил мне свои первые бумаги. Там имелся краткий пересказ писем из Эфиопии, которые оказались не от негуса Менелика II – последние три месяца он тяжело болел и не принимал участия в управлении государством, а от его внука и наследника Лиджа Иясу. Этот внучек предлагал России признать Эфиопию своим союзником с самого начала мировой войны. Во втором письме он набивался участвовать в Ялтинской конференции. В случае же если мы отнесемся к его инициативам без должного понимания, он обещал перевести свою страну в ислам.
Интересно, как эту ситуацию предполагают разрулить мои комиссары…
Первый проект содержал предложение внедрить агентов, поднять восстание в защиту исконной веры отцов и дедов, ну и так далее… Ясно, подумал я, выше третьего ранга авторам подобных идей в ближайшее время не подняться. А вот второе предложение мне показалось весьма разумным. Правда, письмо, которое предлагалось к отправке, все-таки подлежало небольшой коррекции. Я быстро внес необходимые поправки, но потом решил, что это не частная проблема, и написал в новорожденный международный отдел циркуляр следующего содержания:
«Господа комиссары 4-го отдела ГК. Напоминаю, что вам предстоит представлять на международной арене великую Российскую империю. Вам есть чем гордиться! Например, тем, что начиная с нынешнего года языком международного дипломатического общения становится русский. Помните, что наша страна дала миру таких великих мастеров слова, как Пушкин и сразу три Толстых, не говоря уж о Достоевском и Тургеневе, и вашей задачей является не уронить высокий авторитет русской словесности. Во исполнение чего приказываю внести в программу дополнительно десять часов на углубленное изучение орфографии и пунктуации. Как пример направляю вам ваш документ, предлагаемый к отправке в Эфиопию в качестве ответа на письма за входящими номерами 03 и 04. Будучи полностью согласен с идеей этого документа, не могу не остановиться на его конкретном исполнении. В таком виде, как сейчас, документ к отправке непригоден. На пять слов там три ошибки! В контексте данного письма «на хрен» пишется раздельно, «черножопый» – слитно, а «папуас» – через «а». Исправить, восклицательный знак в конце предложения заменить на точку и отправить документ по назначению».
Ведь, собственно, чем мне понравился именно этот вариант? Тут отправкой одного короткого письма решалось сразу несколько задач, которые при стандартном развитии событий потребовали бы привлечения людских ресурсов. А с ними к весне двенадцатого года были определенные трудности, все хоть сколько- нибудь опытные сотрудники как спецслужб, так и ГК были давно завалены работой по самое дальше некуда.
Первым делом я получил ответ на вопрос: ловят ли мышей сотрудники иностранного отдела Императорского комиссариата. Оказалось, что таки ловят, потому как незадолго до своего тезоименитства Гоша поинтересовался:
– Ты думаешь, что среди приближенных этого Иясу найдется человек, способный адекватно перевести написанное твоими комиссарами?
– Секретариат Менелика пока продолжает работу, а там есть люди, хорошо знающие русский. И относящиеся к внучку так, как того заслуживает этот юнец с шилом в заднице. Короче, я думаю, перевод будет одновременно и точный, и красочный. Просто ни к чему этому эфиопскому тезке Иисуса колбаситься у власти еще почти четыре года – в Африке и без него хватает всяких отморозков. В том мире его поперли с трона как раз за попытку исламизации страны, так пусть он у нас начинает это дело прямо сейчас. Небось после моего послания точно не вытерпит. Народная мудрость, она ведь что говорит по этому поводу? Раньше сядешь – раньше выйдешь! Вот только письмо будущему императору Селассие, не помню, как там у них его сейчас зовут, отправить буквально не с кем, а по официальным каналам нельзя. Это же не творение моего комиссариата, ценность которого от увеличения количества ознакомившихся с ним только возрастает.
– Пиши, отправим по каналам МИДа, дойдет, хоть и не очень быстро. Но нам вроде не горит, Иясу за несколько дней с исламом никак не успеть, да и на свержение его понадобится не меньше недели. Кстати, потом наших миссионеров туда будем посылать? Эфиопы же называют себя православными, хотя, конечно, на самом деле они монофизиты.
– Блин, и каких только слов люди не придумают, с непривычки и охренеть можно. А послать нам просто некого, для Японии и то людей не хватает! Приличных, я имею в виду, действительно способных нести свет православной веры. Так ведь скоро еще и на Аляску придется засылать десант в рясах, так что эфиопы пока пусть обходятся своими силами. Хотя надо будет сказать отцу Антонию, чтобы он на всякий случай и их имел в виду. А теперь можно к тебе обратиться с просьбой? Не как к канцлеру, а в качестве простого подданного Российской империи. Конституция ведь дает возможность обращаться напрямую к императору, если имеет место быть попрание каких-нибудь основополагающих прав, а в рамках действующего законодательства урегулирование ситуации невозможно.
– Неужели твои права кто-то попрал? Не перевелись еще, однако, смелые люди… Я внимательно слушаю.