сношена; он отнюдь не бедствует – он просто хочет заменять одно барахло другим и готов платить деньги, то есть готов работать ради этого.
Он готов работать, чтоб сменить штаны и автомобиль – но не готов работать, чтобы сделать что-то грандиозное одно на всех. Менее готов.
И экономика – через рекламу и рыночные структуры – заявляет: мы будем делать ненужные мелочи – но не будем делать ненужные крупности. Пусть индивидуального барахла у каждого будет побольше – но общественного, государственного, грандиозного барахла мы будем делать меньше.
И человек заявляет: платить буду за телефон доверия, за пиццу на дом, за прачечную и химчистку, за игровой автомат и билет на футбол. А за супернебоскреб и исследовательскую станцию на Луне не буду.
И заявляет: а я вообще завален барахлом, теперь давайте сделаем так, чтобы мне было с уже имеющимся барахлом предельно легко и удобно – все для меня: рестораны, спортзалы, шоу всех родов, такси и проститутки по вызову и юристы для решения всех моих вопросов.
И конкуренты борются за право его обслужить: это их бизнес.
Потребительский рынок перегрет до крайности. Большей части экономики, в сущности, нечего делать. Реклама, значительный сектор этого рынка, искусственно вздувает спрос на ненужности. Перелопачивание окружающей среды зашло в тупик. Мощности огромные, а делать нечего.
Рынок потребления как форма наркоторговли. Чем бы дитя ни тешилось, абы радовалось. Апеллируем все прямее к сознанию: вот тебе за деньги условный раздражитель, получи эмоции и заплати: за вытирание тебе носа или сенсационное рождение ежа в зоопарке.
Это своего рода закукливание экономики на себя саму. Но что хуже -закукливание человека как подсистемы государства на себя самого: я отстраняюсь от максимальных действий системы, я дроблю ее усилия на индивидуальные сегменты.
Постиндустриальная цивилизация не имеет системных задач, соответствующих нарощенной мощи. Мощь системы превысила уровень целей и потребностей системы. Это означает что?
Это означает неустойчивость системы.
Что делает неумеха-новобранец в мирной армии? Напрягает все силы для выживания, чтоб стать приличным солдатом. Что делает супербоец-фронтовик в мирной армии? Скучает, разлагается и пьет. Салаг лупит от скуки. Они мужают – он деградирует.
Вам привет от Лао Цзы: так слабое и мягкое побеждает сильное и твердое. Перспектива потому что.
Постиндустриализация цивилизации обозначает исчерпанность этой цивилизации. Она не потому людей кормит хорошо, что добрая. А потому, что мощь свою ей направлять больше некуда. Большую войну – нельзя: уничтожение планеты. Суперпроекты – а зачем? и так зажрались, быт налажен неплохо. Остались вот мелкие услуги населению – и на это идет основная мощь.
Если система – по любым причинам! – не делает максимум того, на что она способна – значит, на это она уже неспособна.
Все причины, по которым максимальные действия не совершаются системой – вторичные и кажущиеся, их можно обосновывать и варьировать как угодно и на любых уровнях (психологическом, экономическом, политическом и т. п.). Как ни верти, единственная, главная, базовая причина – одна: система исчерпала свои ж возможности в главном. А уже сказывается это через настроения и хотения людей, экономические отношения и много еще чего.
А если система исчерпала себя в главном – динамическое равновесие, в котором она находится, начинает принимать регрессивный характер. Где слабеет главная возможность – исподволь, а потом и не исподволь – слабеют и остальные. Сегодня перестаем ставить пирамиды, завтра досаждают гиксосы, послезавтра нарушается ирригация, и вот вам великие пески.
Сброс системной мощности на перегрев подсистемных узлов это скверный признак. Это раскачка, это саморазрушительный шаг. Подсистемы-то радуются, как им хорошо живется – ехать в санках куда приятнее, чем переть их в гору.
Права обреченной личности
37. Государство «в идеале» предпочло бы все права оставить за собой, а на личность навесить одни обязанности: укреплять себя, исполнять приказы, защищать и вообще делать все в интересах системы. Аналогично личность «в идеале» предпочла бы иметь все права на все, что можно, а на государство навесить обязанности личность защищать, кормить, обеспечивать, холить и лелеять. Личность и государство всегда препирались и, миром и насилием, одной без другого никуда не деться, приходили к какому-то соглашению.
Когда перед государством грандиозные задачи – самозащита, вооруженная экспансия, сколачивание себя из клочков, напряжение всех сил для выхода из нищеты – оно подчиняет личность без долгих разговоров. Или перестает быть.
Когда государство построило большой и прочный дом, набило его добром и загнуло рога соседям – важность, необходимость его задач уменьшается, зажим ослабевает, и личность говорит: хоре меня угнетать, гони права, хочу хорошей жизни. И иногда получает.
Равновесие смещается в пользу и сторону личности.
Надличностные интересы все явственнее замещаются личностными.
Исчезают надличностные ценности. Ибо надличностные ценности – это системные. И все больше преобладают ценности личностные.
Подсистема говорит системе: это ты работаешь на меня, а не наоборот. Система отвечает: да, моя сладкая, лишь бы тебе было хорошо. Твоя жизнь, собственность и удовольствия – превыше всего.
И внутри людей ломается государственный стержень.
Почему не брать взятки, если мне от этого хорошо, и дающему хорошо, и никому конкретно не плохо, кроме государства, которое есть что-то неконкретное, безличностное, обязанное делать мне хорошо? Зачем соблюдать Закон, если мне лично лучше его нарушить? Умело обойти его – это прекрасно, и совесть на моей стороне: я – личность.
Культ героя заменен культом преуспевшего дельца. Честность жалка, патриотизм неприличен, богатство похвально и вожделенно. Карман толст, дух тощ.
Государственный кумир заменен индивидуальным.
Заключенный лупит охранника. Квартиросъемщик отказывается и платить, и съезжать. Суд защищает право нелегального иммигранта не быть депортированным. Гангстер баллотируется в премьеры, а проститутка в сенаторы. Жулик строит замки. Убийца требует улучшения пищи. А интеллигент защищает их права, и журналист зорко следит, чтоб государство этих прав не нарушало.
Ну, в той или иной мере это бывало всегда – но никогда еще не было возведено в принцип: права личности превыше всего.
Принцип – это тенденция. Эта тенденция – развал цивилизации.
Примат надличностных ценностей означает: есть общее для нас, вне каждого и над каждым, что дороже благ и жизни каждого в отдельности. Примат личностных ценностей означает: а ни хрена такого нет.
Вот вам безверие, духовный кризис и идеологический тупик. Если все для меня – то для чего я?
Нравственный релятивизм как итог борьбы за права личности. Когда-то вешали грязных бродяг – сегодня, чистые и умные, вешаемся сами. Вместо иконы повесили зеркало и задумались: «Если нет Бога – то какой же я капитан?» Если Александру угодно быть богом – пусть будет.
Поставив права личности выше всех институтов, мы объявили человека богом на земле. Священный он, понял? А поскольку на самом деле он не бог -он вам наворотит.
Расширяя комнату, раздолбили несущие стены здания. Зато воздуху сколько! Рухнет? А чего, не рухнет, стоит же пока.
11 сентября кое-что уже рухнуло.
Если культ личности вождя попытаться заменить культом личности каждого – получим стадо львов под предводительством барана, и недолго тому барану быть живу.
